Вебсик. Испытательный срок
Шрифт:
«А вы на что? — ответил пёс. — Плох тот собакис, который не выдрессирует, как надо, своих хозяев».
Тут загудел мой коммуникатор. Я на всякий случай снял обруч с головы и принял вызов.
Звонил Слава.
— Юрий, Влада у вас? — после краткого приветствия спросил он.
— Да, вот она, рядом, — ответил я, включая спикер, чтобы все слышали разговор.
— Хорошо, не отпускай её никуда. Тут шарахи всю округу забрасывают хронокаплями, это очень опасно, но вы там на горе в безопасности, там стазис в башне замка, я знаю про него. Мы не сразу сообразили, но сейчас всё эвакуировано и район полностью закрыт.
Связь оборвалась.
Влада спрятала лицо у меня на груди. Она обхватила меня руками, не плакала, но плечи дрожали. Я прижал её к себе, потом взял в ладони её лицо. Ободок с зелёными кристаллами царственно, как корона, прижимал её чёрные волосы, огромные и бездонные тёмно-карие глаза, казалось, всасывали целиком всю мою душу, убирая последние сомнения и опуская к приоткрытым губам…
— Мы вместе, — тихо сказал я. — Понимаешь, вместе. Как на том море. Любимая…
Так мы и застыли на краю круглой лужайки, а сбоку нас за ноги обнимал вставший на задние лапы Пусь…
Меня поймёт только тот, кто хоть раз оставался наедине с огромным миром и своей любовью, нежный поток которой смывал все преграды, делал возможным невозможное и вероятным — невероятное. Мир может осуждать, рушиться, может быть всё что угодно, но это мгновение — выше всего. Все мои прежние встречи с женщинами убедили меня в том, что лучше быть одному, чем одному вдвоём, мне никогда не было скучно с самим собой, а в обществе Пуся и вообще скучать не приходилось, но эта юная девушка, сама только что вышедшая из детства в юность, за несколько дней или мгновений перевернула всё. В ушах мне слышался шум прибоя…
Влада первой прервала короткую идиллию. Она легко чмокнула меня в нос и выскользнула из моих рук надевать свои кроссовки. Я надел опять обруч и услышал Пуся. Пёс призывал нас со всех лап лететь к дому. Поняв, что мои шлёпки для бега не подходят, я побежал босиком рядом с Владой. Впереди нёсся Пусь.
Но добежать мы не успели. Над самой крышей дома как-то криво и вихляясь со снижением пролетел коптер с фигурой человека, висящей на руле. Он рухнул на землю почти около круглой полянки и перевернулся на бок.
— Это мама, — узнала Влада.
Мы побежали обратно.
Коптер перевернулся на бок, его винты ещё вращались. Марта была за руки и за пояс привязана к машине, поэтому не упала с неё. Она явно была без сознания. Я отстегнул лямки её рюкзака, в котором лежало что-то массивное и нескладное, и страховал тело, пока Влада возилась с креплениями её рук и пояса. Вдвоём мы оттащили Марту от машины. Никаких ран на ней видно не было, она просто крепко спала. Дыхание было ровным, пульс — чётким. Я набрал на коммуникаторе Славу, но его номер не отвечал. Не было связи и с домом. Через обруч я объяснил Пусе, что нам надо пригнать садовую роботележку, чтобы довезти Марту. Она стояла на улице около дровницы. Пёс самоуверенно заверил, что тележки ему по зубам, и убежал.
Влада вытряхнула из рюкзака его содержимое и пристроила на нём голову матери. Потом она подошла ко мне. Я тем временем остановил винты и с колен осматривал коптер. Судя по полёту, что-то произошло с гироскопом.
— Знаешь, Марта никогда открытыми одноместными не пользовалась, у неё
— Я даже не знаю, есть ли в нашем доме диагност, — ответил ей я. — Отец молодец, что её так примотал. Намертво. Но я не понимаю, как этот коптер вообще сюда долетел. Автопилот же не работает — смотри.
Я пощёлкал клавишами пульта.
— Может, сама она его вела? — предположила Влада. — На стрессе всё возможно.
Вдали послышался отчаянный лай. Мы поднялись, но ничего не разглядели. Тогда я подсадил Владу себе на плечи. Всмотревшись, она даже засмеялась.
— Что там такое? — поинтересовался я, опуская её на землю.
— Сейчас увидишь сам, — улыбнулась она. — Пусь — прелесть!
Лай приближался, и скоро я всё видел сам. К нам, уворачиваясь от наскакивающего на неё Пуся, медленно ползла в нужном направлении гусеничная садовая тележка, а Пусь, забегая то с одной, то с другой стороны, лаем корректировал её движение. Я пошёл навстречу и «принял управление». Пёс, тяжело дыша, свалился рядом с Мартой.
Платформа тележки была коротковата по длине, и мы ещё провозились, приспосабливая на её бортах рюкзак для поддержки ног, потом перетащили со всеми предосторожностями Марту, положили привезённые приборы и Пуся. Сзади платформы были ручки для управления, я встал за них, и мы на малой скорости поползли к дому. Влада сидела спереди и поддерживала голову матери, чтобы не трясло.
Марту мы устроили в кабинете на диване. Пришлось, конечно, помучаться, объясняя кухонным манипуляторам, почему её надо тащить по парадной лестнице, а не поднять в кухонном лифте, предварительно проверив степень готовности, но в итоге всё было сделано. Пока я возился с подъёмом, Влада постелила на диване постель для матери и уточнила по терминалу дома наличие диагноста. Диагност, к счастью, был. Меня ещё посетила светлая мысль подключить его к мегаинформаторию и превратить в мировое диагностическое светило, за что я был удостоен нежного поцелуя. Отдохнувший за время поездки Пусь, видимо, «излучил» такое желание, что дом при его появлении сразу ударил в кухонный гонг.
— Мне надо в душ и вылезти из своего комбинезона, — заявила Влада, появляясь в кабинете с сандвичами на подносе. Я возился с подключением мегаинформатория. — Я порою твои футболки и штаны в шкафу, ладно?
— Угук, — кивнул я. — Рой.
Она подошла ближе.
— Милый, ты только не волнуйся, — попросила она. Я оторвался от своих кабелей.
— Эфир чист, — просто и буднично сообщила Влада. — В нём никого нет. Спасателей тоже.
Солнце уже село, когда я, наконец, поместил на голове Марты диагностический шлем и застегнул «липучки» металлических пластин на ладонях и ступнях. Куб диагноста тихо загудел. Теперь оставалось только ждать результата.
— Вебсик, помоги вылечить, — попросил я без всякой надежды на ответ.
Взяв с подноса последний сандвич, я начал пытаться осмыслить минувший день. Тут вошла Влада, принеся с собой запах морской свежести. На ней была клетчатая футболка и тщательно подвёрнутые серые штаны, на голове — тюрбан из полотенца. Она подошла к дивану, потом села ко мне на колени.
— Слава и Марта — мои приёмные родители, — вдруг сказала она. — Мои родные погибли на Луне-10. Я же там родилась. Мне было два года, когда это случилось.