Вечер потрясения
Шрифт:
– Майор, сэр, все готово! Пусть люди отступят назад – в замкнутом пространстве взрыв может быть опасен для нас самих, сэр!
– Черт возьми, взорвите их к дьяволу!
Негромкие хлопки взрывов ударили по ушам десантников, заставив кое-кого болезненно вскрикнуть. Но ударной волны почти не было – вся энергии оказалась направлена только на преграду, и жгуты плазмы расплавили сталь, оставляя в ней похожие на язвы воронки. Одну из створок отбросило внутрь, швырнув на утопленные в бетонный пол рельсы, вторая опасно провисла, болтаясь на одной петле – вторую перебило взрывом. Стальная плита нависла над туннелем, точно нож гигантской гильотины.
–
Инстинктивно пригибаясь, десантники пробегали под болтавшейся "на соплях" створкой, держа встречавшую их молчанием тьму на прицеле штурмовых винтовок. Они преодолели еще немалое расстояние, пять, может, шесть сотен ярдов, прежде, чем из тьмы болидами полетели осветительные ракеты. Плюющийся искрами фальшфейер упал у самых ног командира роты, и тотчас мрак озарился бледными вспышками выстрелов, а безмолвие взорвалось визгом пуль.
Сотни людей, еще мгновение назад занятых каждый своим делом, порой опостылевшим до тоски, таким, когда можно не задумываться над каждым отдельным движением, вздрогнули разом, когда со всех сторон разом обрушился пульсирующий рев сирены. Сигнал тревоги наполнил нервной трелью тесные, слабо освещенные коридоры, пронизывавшие бункер, опутывавшие подземелье плотной сетью, а вслед за ним гулкие переходы огласила дробь шагов.
– Боевая тревога, – надрывались офицеры, которым вторили сержанты. – Всем получить оружие и занять боевые посты! Угроза нападения! Боевая тревога!
Подошвы армейских ботинок пружинисто ударяли в бетон, бросая вперед тренированные тела. Звучали отрывистые команды офицеров, от страха еще более злых, чем обычно. Солдаты в полном обмундировании, в касках с затянутыми под подбородком ремешками, в тяжелых бронежилетах, с полными снаряженных магазинов подсумками на правом боку и противогазными сумками – на левом, бежали вереницей, растворяясь в сумраке. Придерживая висевшие на плече АК-74, бойцы смотрели только перед собой, видя спину товарища и слыша хлеставшие в спины приказы своих командиров.
– Товарищ министр, тревога, – в тесный кабинетик Самойлова влетел генерал Вареников. С первого взгляда было видно, насколько он взволнован и бледен. – Противник проник в коммуникации. Американцы уже движутся по туннелям "Метро-2" и скоро будут здесь! Они идут за нами!
– О, господи!
Сердце, прежде колотившееся ровно и уверенно, вдруг сбилось с ритма, тревожно затрепетав, а затем застыв в ожидании. Самойлов, пошатнувшись, уткнулся спиной в стену, неловко схватившись за край низкого столика. Вареников, почуяв неладное, бросился к министру, подхватив того под руки и с необычной нежностью опустив в кресло.
– Что с вами? Воды? Врача?
Тяжело дыша, Аркадий Самойлов, чувствовавший, как грудь пронзает огромная игла, уставился перед собой, ничего не разбирая. Вся жизнь, словно в калейдоскопе, промелькнула перед глазами главы правительства. Не сразу он смог ответить не на шутку встревоженному генералу.
– Все кончено, – хрипло выдохнул Самойлов, по лицу которого, по вискам и щекам, стекали мелкие капельки ледяного пота. Отчаяние, неуправляемый животный страх подавляли волю, подчиняя себе все естество, наполняя жилы льдом вместо горячей крови. – Это конец, генерал! Мы
Анатолий Вареников молча выслушивал излияния Самойлова, сохраняя непроницаемое выражение лица, но частый звук шагов, заглушавший хриплый рев сирены, заставлял спешить.
– Все должно было произойти не так, – словно извиняясь, зачастил Самойлов. – Я хотел мира, но вместо этого над Москвой летают вражеские самолеты, на улицах рвутся американские бомбы, и сейчас сюда ворвутся их солдаты. Это справедливо, генерал – измена должна быть наказана, каждому по делам его! И я заслужил такую награду. Все кончено, генерал!
– Какого черта?! Ничего еще не кончено. Янки ползут сюда по туннелям вслепую, и они захлебнутся в собственной крови, когда доберутся досюда. Рота охраны поднята по тревоге и уже занимает позиции. Сюда ведет не так много входов, мы перекроем все их намертво. Если американцы сунутся – мы прикончим их всех до единого, товарищ министр! Будем сражаться!
– Сражаться? Зачем?
– Да затем, что мы – люди, а не скот, – зло рявкнул командующий Сухопутными войсками. – И потому мы пойдем в бой, а не на бойню. У нас полно оружия и боеприпасов и есть сотня отлично подготовленных солдат, не считая обслуживающего персонала, вполне достаточно, чтобы этот бункер превратился в неприступную цитадель. Американцев здесь жалкая горстка, над головами – тысячи наших солдат, и нужно только немного времени, чтобы они были здесь. Отдельная дивизия Внутренних войск удерживает рубежи обороны в пригородах. Стоит только приказать – "дзержинцы" будут здесь. Генерал Греков увел Кантемировскую танковую дивизию к Питеру, но Таманская мотострелковая едва успела покинуть свое расположение, и вернуть гвардейцев в столицу – дело считанных минут. Мы раздавим американцев, главное – сдержать их сейчас, выиграв время. Я – офицер, солдат, и я буду там, где жарче всего! Потом решим, кто виноват, а кто прав, а сейчас есть только одно – враг, и с этим врагом я буду сражаться! Возьмите оружие и присоединяйтесь к нам – каждый боец, каждый ствол означают еще один шанс дождаться подмоги и выжить!
Анатолий Вареников откинул полу кителя и, заставив Самойлова вздрогнуть, рывком вытащил из кобуры вороненый восьмизарядный ПМ калибра девять миллиметров, припечатав оружие к столешнице широкой ладонью, рифленой рукоятью – к главе правительства. Премьер-министр под испытующим взглядом генерала невольно отдернулся, вжимаясь в спинку кресла, точно видел перед собой ядовитую змею, готовую к атаке.
– Сражаться? Это же смешно – горстка против скольких, дивизии, двух?! Безумие! Они уже победили, а мы проиграли! Враг уже в столице, разве что-то можно теперь изменить?!
– Смешно? – мрачно, с горечью и сарказмом переспросил Анатолий Вареников. – Что ж, господин министр, у вас будет возможность вдоволь посмеяться, когда мои парни будут умирать, пытаясь сдержать врага, – холодно усмехнулся он, увидев перед собой не правителя, умудренного опытом государственного деятеля, а испуганного человечка, трясущегося мелкой дрожью. И "господин" вместо более привычного "товарищ" только усиливало звучащее в каждом сове генерала презрение. – Мы доставим вам такое удовольствие. Я никогда не признаю поражение, пока жив, пока могу спустить курок!