Вечер потрясения
Шрифт:
Сирена смолкла внезапно, будто чем-то вдруг подавившись, но долгожданная тишина так и не вернулась. В коридорах, связывавших воедино помещения подземно бункера, похожего на пчелиный улей или, точнее, на бетонный муравейник, загрохотали выстрелы, раздались отрывистые команды и крики боли. Подземелье наполнилось звуками боя, и когда в кабинет Самойлова влетел один из его телохранителей, сжимавший в правой руке компактный девятимиллиметровый пистолет-пулемет "Вереск", министр наверняка знал, что услышит в следующий миг:
– Они здесь, – выдохнул офицер Федеральной
Аркадий Самойлов хотел встретить появление врага, как мужчина, как правитель великой державы, пусть эта власть и досталась ему не честно и лишь на несколько часов. Американцы должны были увидеть его гордым, уверенным, стоящим с высоко поднятой головой, но телохранители считали иначе, не принимая возражений своего принципала.
– Немедленно уходим, – решительно произнес телохранитель, позади которого в проеме двери возникли два солдата в полной экипировке, хмурившиеся из-под низко надвинутых касок и грозно сжимавшие свои "калашниковы". – В этом лабиринте янки будут плутать часами, дав нам приличную фору. Идемте, господин премьер-министр, скорее же!
Покинув стены кабинета, опостылевшего, но казавшегося таким безопасным, Самойлов, безвольно следовавший за своими охранниками, окунулся в многоголосие боя, неудержимо докатывавшегося сюда. Испуганным зверьком метался меж стен узких коридоров, под низкими сводами, опутанными "венами" труб и электрокабелей, свирепый лай автоматов, который порой заглушали взрывы гранат. Освещение, и без того тусклое, порой начинало мерцать, угрожая погаснуть в любой миг, погрузив бункер во тьму.
Сопровождаемый телохранителями министр оказался в просторном зале для заседаний, где несколько солдат торопливо возводили баррикаду из подручных средств, сваливая в кучу мебель. Просторный стол, за которым высшим лицам государства, укрывшимся в страшный час от всех опасностей в двух сотнях метров под поверхностью земли, предстояло принимать судьбоносные решения, превратился в бруствер, за которым устроился пулеметчик.
– Американцы, – закричал кто-то внезапно. – Огонь!
Разом "заговорили" несколько стволов, и Аркадий Самойлов видел, как двух человек, появившихся на пороге огромного помещения, сбило с ног свинцовой волной, буквально вжав в стену. Затрещали выстрелы, одиночные и короткие очереди, кто-то что-то кричал, в нос ударил кислый запах пороховой гари.
– Твою мать, они уже здесь, – телохранитель Самойлова выпустил короткую очередь из своего "Вереска" по дверному проему, удерживая одной рукой оружие, а второй вцепившись с в локоть самого министра, утягивая его прочь от боя: – Быстрее! Нужно спешить!
– Не могу… – задыхаясь, прохрипел Аркадий, буквально повиснув на плечах своих защитников. – Не могу! Подожди!
Министр понял, в какую ловушка загнал сам себя. Еще недавно идея укрыться в подземной цитадели казалась великолепной, но не сейчас. В бункер вело не так много входов, превосходное решение для обороняющихся, но они же были и выходами, и выходы эти оказались перекрыты прорвавшимся в убежище врагом.
Они были уже у самого выхода из зала, когда прозвучали слившиеся воедино хлопки, слишком странные для выстрелов или взрывов, а несколько секунд
– Слезоточивый газ, – точно так же кашляя, прохрипел телохранитель, вслепую паля из "Вереска" в колышущееся марево аэрозольного облака. – Противогазы! Надеть противогазы! А, черт!
Солдаты уже успели натянуть маски, полностью скрывшие их лица. Первый американец, появившийся из газовой завесы, нарвался на выпущенную в упор очередь, отлетев назад и сбив того, кто шел следом за ним. В ответ зазвучали выстрелы, один из солдат приглушенно вскрикнул, повалившись на пол, второй схватился за левое плечо, и Самойлов видел, как из-под пальцев его стекают струйки крови.
Оглохший от звуков пальбы, ослепший от газа, скручиваемый жгутом от приступов тошноты Аркадий Самойлов не видел, как погиб его телохранитель. Президентский охранник честно защищал нового главу государства, наугад стреляя короткими очередями, пока не опустел магазин его пистолета-пулемета, а в следующую секунду его грудь вспороли выпущенные в упор высокоскоростные пули калибра 5,56 миллиметра. Но всего этого Самойлов не видел, упав на пол, закрыв лицо ладонями, и оставаясь в такой позе до тех пор, пока чья-то сильная рука рывком не подняла его на ноги.
Сквозь слезы, градом катившиеся по щекам из-под воспаленных век министр видел насмешливые лица, европейские и непривычно темнокожие, настоящих негров и явных азиатов. Кто-то наводил на Аркадий Самойлова объектив фотокамеры своего "смартфона", весело перебрасываясь с товарищами репликами на английском – в эти секунды министр, вполне прилично владевший заокеанской речью, едва ли мог понять хоть слово.
– Господин Самойлов, – к министру приблизился американец, об офицерском звании которого говорили только нашивки на воротнике. – Господин Самойлов, я майор Брукс, Восемьдесят вторая воздушно десантная дивизия Армии Соединенных Штатов. Вы арестованы, господин Самойлов. Бункер наш!
Командир десантной роты видел перед собой бледного, едва державшегося на ногах человека, сгибавшегося пополам от желудочных спазмов. Вокруг щелкали камеры – солдаты спешили запечатлеть миг своей победы, ловя в кадр того, кто, пусть и номинально, считался главой целого государства.
– Господин Самойлов, я предлагаю вам прекратить ненужную бойню, – стараясь четко произносить каждое слово, по-русски произнес майор Брукс. – Ваши люди еще сопротивляются, хотя это лишено всякого смысла. Прикажите им сложить оружие – на сегодня, полагаю, смертей уже и так с избытком! Пожалейте своих солдат, господин министр, спасите их жизни!
Аркадий Самойлов молчал, тупо уставившись перед собой, не видя довольных ухмылок на лицах обступивших его со всех сторон десантников. А где-то неподалеку не смолкала стрельба, захлебывались огнем автоматы, кричали раненые, а мертвые, самые спокойные из всех, валились на залитый кровью бетон. Бой еще шел в лабиринтах подземного убежища, смерть собирала кровавую жатву в тесноте туннелей, и майор Брукс, чувствуя, что русский министр колеблется, а может, просто не понимает, чего от него хотят, повторил с нажимом, повышая голос: