Вечер взаперти
Шрифт:
Алеша снова неуверенно кивнул.
– Девочки, – предложил вдруг Жерар, – а не пойти ли и нам с ними? Не посмотреть ли на то, как топятся матросы? Это ж оксюморон! Да еще и в колодце.
Школьницы радостно запрыгали и завизжали.
– Ну что ж, – вздохнул Семен. – Идемте.
И все пошли к колодцу.
– Как подмышка? – спросил Семен у Алеши по дороге.
– А как она должна быть? – удивился Алеша. – На месте.
Семен причмокнул:
– Да ты ж в нее серп всадил по самую рукоятку. Не помнишь, что ли?
Алеша попытался
«Да, кажется, что-то связанное с подмышкой было… – вспоминал он. – Какая-то травма… Вот только какая именно?..»
Голову его, казалось, заполнили мартовские туманы: все предшествующие события сливались в одно серое, неразличимое пятно.
– Да нет же, – оттолкнул Жерар виснувшую на нем школьницу. – Не серп, он у себя вырвал кусок подмышки. Я свидетель. Мерзкое, замечу, зрелище!
Алеша не помнил ни того, ни другого события. Хотел было пощупать свои подмышки, но постеснялся присутствия школьниц.
Он сказал:
– Прошлое – как пустота между строк: оно не имеет значения. Важны лишь строки.
– А что такое эти строки? – хитро прищурился Жерар.
– Мы сами и есть строки, – пояснил Алеша.
Жерар присвистнул.
– И вправду умный малый, – повернулся к шагающему рядом Семену.
Тот лишь кивнул в ответ. Остальную часть пути проделали молча.
Наконец они приблизились к цели.
Алеша, Жерар и школьницы остановились недалеко от колодца. Семен же влез на лежащий рядом камень и водрузил одну ногу на край сруба.
– Ну, пора, – сообщил он Алеше и Жерару.
– Удачи тебе, – пожелал Алеша.
– Не тяни! – крикнул Жерар. – Припекает!
Семен посмотрел в глубь колодца.
– Желаю, чтобы ваши строки не заканчивались ни вопросительными знаками, ни многоточиями, – громко произнес он и шагнул в колодец.
Школьницы, радостно взвизгнув, захлопали в ладоши.
– А ну, цыц! – гаркнул Жерар. – Это торжественный момент! Слыхали, как здорово матрос сказал? Эх вы, лахудры мелкие! Ничего-то не понимаете!
Школьницы продолжали смеяться.
– Ну ладно, я вам покажу! – принялся шлепать их по задницам Жерар.
Но это раззадорило девиц еще сильнее, и они вновь повисли на шее Жерара.
– Ладно, мы пошли, – обнял тот разом обеих. – Нас ждут объятия разврата.
– А мне что делать? – растерялся Алеша.
– Не знаю, – зевнул Жерар. – Как там сказал этот колодезный матрос – пиши свои строчки, только не заканчивай на вопросах и двоеточиях?
– Многоточиях, – поправил Алеша.
– Ну, короче, ты понял. А главное, по возможности береги желудок.
И Жерар со школьницами отправились назад к стогу сена.
Алеша долго смотрел им вслед, пока три фигурки не скрылись вдали. Затем он подошел к колодцу и заглянул в него. Там была лишь тьма и тишина.
Тогда Алеша лег на траву, закрыл глаза и стал считать до десяти. На счете «восемь» он провалился в сон. А на счете «десять» проснулся. На этот раз окончательно.
ВЫБОР
Родителей
Дед работал в школе преподавателем истории. Платили мало, и чтобы денег хватало, дед часто брал дополнительные часы, занимался репетиторством, подрабатывал сторожем в той же школе, где и преподавал. Андрей постоянно был рядом. Все учителя его знали и ждали, когда он уже наконец станет полноправным учеником.
Андрей любил школу, потому что в школьной столовой хорошо кормили. У деда, при всех его стараниях, так вкусно не получалось. Обычными блюдами в их доме были хлеб, пельмени, копченая колбаса, отварная картошка да яичница. Правда, с каждой зарплаты дед обязательно делал Андрею подарок: покупал шоколадку, бутылку лимонада и апельсины, клал все в пакет и оставлял у кровати спящего внука. Андрей просыпался, находил этот нехитрый набор, и тогда был настоящий праздник.
Прошло время, Андрей окончил школу, начал работать. Поступить в институт не получилось, да, собственно, и не больно хотелось. Надо было зарабатывать на жизнь.
С деньгами стало немного легче. Куда чаще на их столе появлялся хороший сыр, мясо или колбаса. Теперь конфеты и апельсины Андрей покупал сам. В общем, все шло хорошо. Жизнь, конечно, не искрилась разными красками радуги, но, с другой стороны, и не ведала черных пятен разочарований и утрат. Ведь, как известно, чем меньше мы имеем, тем меньше поводов для печали.
У Андрея появилось увлечение, даже страсть: он стал писать рассказы. Кто-то, может, усмехнется: тоже мне занятие. Нет смысла их переубеждать. Бесполезно. Но те, кто познал радость творчества, кто хоть раз в жизни доверял свои самые тайные мысли, самые искренние вопросы бумаге – те поймут.
В общем, Андрей писал рассказы. Поначалу просто так, для себя, втайне ото всех. Однажды, набравшись храбрости, показал написанное деду.
Прочитав, тот сказал:
– Сходи в школу, к Щеглову. Дай ему посмотреть. Он посоветует, что дальше с этим делать.
– А тебе? Тебе понравилось?
– Да.
Лев Ефремович Щеглов был учителем русского языка и литературы в той самой школе, где работал дед Андрея и где еще совсем недавно учился сам Андрей. Про таких, как Щеглов, говорят: у него в груди камень, а в голове алмаз. В школе Лев Ефремович для учеников был строгим, но справедливым учителем, а для коллег – принципиальным, холодным в общении педагогом высшей пробы. Щеглов жил один, и от этого у него выработалась непереносимая для многих привычка говорить в лицо любому все, что он о нем думает. Андрей поначалу засомневался: нести рассказы Щеглову или нет? Он хорошо помнил седого, вечно сурового преподавателя русского языка и литературы, и эти воспоминания не рождали желания снова с ним повидаться. Размышлял несколько дней и в конце концов решился.