Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
Взревел мотор. Автобус выскочил из ворот на залитую белым неоновым светом и дышащую неостывшем жаром пустынную улицу.
– Удивительное дело, - ворчливо сказал Комлев, закуривая и по привычке прикрывая ладонью огонёк спички.
– Уже, считай, четверть века выезжаю на происшествия и чего только не нагляделся за это время, каких, можно сказать, ужасов не видел, а вот как убийство, так и сейчас не могу спокойно ехать. Ну словно близкого кого сейчас недосчитаюсь.
– Смерть - чего уж страшнее! А тут ещё насильственная, - рассудительно произнёс проводник розыскной собаки
Лежавшая у его ног Джули подняла морду и, вопросительно наклонив её набок, умнейшими своими рыжими глазами в упор посмотрела на Сашу. И тот, ощутив её взгляд, серьёзно ответил:
– Я не тебе.
– И добавил, обращаясь к остальным: - А всё-таки бывает такой последний гад, что и не жалко.
– Это уж потом, когда узнаешь, какой он был гад, - возразил Виталий.
– А в первый момент это просто кем-то убитый человек. Обычный человек - как ты, как я.
– Вот, кажется, ничего дороже жизни нет, так?
– продолжал рассуждать Комлев.
– Идеи есть, - всё так же серьёзно возразил ему Саша Вербов.
– За них на костёр шли. Долг тоже. Военный, например. У нас в погранвойсках…
– Ну это понятно, - нетерпеливо прервал его Комлев.
– Я не о том. Вот ничего, кажется, дороже собственной жизни нет, а ведь как легко другого жизни лишают. И в мирное время, главное! Только и слышишь, и читаешь…
– Озверение какое-то, - вздохнула Галина Осиповна.
– Отдельные выродки, - поправил её Саша.
– Надо казнить таких.
– А я бы казнь из закона изъял, - заявил Виталий.
– Это тоже воспитательное воздействие окажет. Пример государства знаете какое значение имеет! И чтобы с молоком матери усваивали: жизнь человека неприкосновенна. Через пять поколений…
– А устрашение?
– возразил Саша Вербов.
– Других ничем иначе не проймёшь, как…
Но тут автобус с визгом, не снижая скорости на крутом повороте, влетел в полутёмный переулок. Все повалились в сторону, даже Джули вынесло на середину прохода. А машина пронеслась ещё немного и, словно упёршись в сияющий кружок ручного фонаря, направленного прямо на неё, замерла как вкопанная возле тёмного тоннеля подворотни у какого-то высокого дома с чёрными спящими окнами. По другую сторону подворотни высветился милицейский мотоцикл. Погасив фонарь, к автобусу подошёл милиционер.
Все по очереди соскочили на землю, при этом Саша Вербов едва устоял на ногах - так натянула поводок огромная Джули. Потом гуськом, предводительствуемые встретившим их милиционером, все втянулись в длинный чёрный тоннель, и на миг показалось, что никакого двора впереди нет и сам тоннель бесконечен.
Но двор был глухой, тёмный, неоглядный, заросший деревьями и кустарником, стеной подступившими к асфальтовому проезду, который еле освещался редкими жёлтыми лампочками над подъездами. Двор окружали, как незрячие молчаливые великаны, высокие, терявшиеся в чёрном небе, угрюмые дома с многоэтажьем чёрных окон. Они как будто охраняли от всего города то проклятое место, где, скрючившись, закрыв голову руками, лежал человек в пиджаке и белой рубашке.
Каждый из прибывших чётко знал свои обязанности, и, поскольку они
Через минуту место, где лежал труп, было ярко освещено принесёнными из машины прожекторами на высоких штативах. В первый момент можно было подумать, что во дворе началась киносъёмка.
Сначала над распростёртым телом склонилась Галина Осиповна, но тут же горько вздохнула: человек был мёртв.
Труп тщательно сфотографировали с разных точек и расстояний - так, чтобы в кадры попало и всё пространство вокруг него до ближайших ориентиров.
К всеобщей радости Джули взяла след и уверенно повела через двор к одному из подъездов. Её путь осветили поярче, и после тщательного его обследования удалось обнаружить около ступеньки подъезда сравнительно свежий окурок точно такой же сигареты, как и те, что оказались в кармане пиджака убитого. А возле самого подъезда оказался влажный участок земли с отпечатком подошвы ботинка этого человека.
– Ну ясно. Он вышел из этого подъезда, - сказал Саша Вербов.
– И закурил ещё там, на лестнице.
А подошедшая Галина Осиповна добавила:
– Его ударили сзади чем-то тяжёлым в голову. Пролом черепа у него, во всяком случае.
– Ну а как давно это случилось, по-вашему?
– спросил Виталий.
– Хотя бы приблизительно.
– Влажное место при такой жаре могло сохраниться, ну, часа два, не больше, - заметил Комлев.
– Не ведро же воды сюда вылили.
– Я тоже думаю, что прошло часа два, - подтвердила Галина Осиповна.
– Ну а точнее скажу завтра.
На лестнице Джули уже не могла удержать след: слишком много других следов и запахов перемешалось там. На площадке второго этажа она, досадливо пофыркивая, закружилась на месте, потом, не дожидаясь команды, снова поволокла Сашу вниз, опять взбежала на второй этаж, повизгивая от нетерпения и суетясь, с силой втянула в себя воздух, кажется из всех углов площадки, после чего устало села перед Сашей, преданно глядя ему в глаза и тяжело вывалив красный язык.
В связи с поздним часом опрос жильцов решили отложить на утро, хотя яркий свет и суета на дворе многих разбудили в окружающих домах.
После тщательного осмотра всего двора и тоннеля подворотни, а также всех лестничных пролётов и площадок в подъезде, откуда вышел убитый во дворе человек, оперативная группа уехала, отправив труп в морг на специально вызванной машине. В ней уехала и Галина Осиповна.
Утром Виталий уже докладывал о происшествии на очередной оперативке у Цветкова.
– Установить личность убитого пока не удалось. Документы у него не обнаружены.
– Отпечатки пальцев сняли?
– спросил кто-то.
– Конечно, - пожал плечами Виталий.
– Уже в проверке.
– Ну-ну, дальше, - кивнул Цветков, крутя в руках очки.
– Что обнаружили в карманах?
– Всякие полезные вещи. Носовой платок с обильными следами крови, кошелёк и в нём разные купюры и монеты на сумму шестнадцать рублей семьдесят копеек.
– Виталий бросил взгляд на протокол, который держал в руках.