Вечная любовь
Шрифт:
Все обошлось: единственное, что обнаружили Хранители Гробницы, это вскрытые сундуки с одеждой да ларь с продуктами.
– Я поверю тебе, Тигр, - после недолгого раздумья решила Аиджи.
– И открою этот Храм! Завтра же утром мы начнем откапывать вход: негоже дому Принцессы пребывать в забвении.
– Зачем?
– Шон даже не пошевелился, как стоял, опираясь на консоль, так и продолжал стоять.
– Вы же жаждете уничтожить её дух, открыть Врата... Зачем вам заботиться о её доме?
– Разве?
– Аиджи выглядела удивленной.
– С чего ты так решил? С Вратами ты прав,
Жрица обходила пещеру, иногда останавливаясь и прикасаясь то к одному предмету, то к другому. Её люди переворачивали все вокруг, и когда слуга подал Аиджи свиток, Тигр побледнел: он узнал дневник Принцессы. Однако внешне остался спокойным.
Зато Ульяна чуть от страха не умерла, когда Жрица подошла к картине, чтобы сравнить набросок на свитке с рисунком:
– Принцесса была великим художником! Даже жалко, что не могу забрать эту красоту к себе во дворец, ведь этим я обижу не только дух хозяйки этого места, а и расстрою своего раба. А мне бы этого не хотелось: ты верно служил нашему роду все эти годы. Посему я позволю тебе и дальше ухаживать за Храмом, быть его смотрителем. Нравится такое решение?
Вместо ответа Шон опустился на колени. Длинные волосы раскинулись по полу, когда он коснулся его лбом:
– Госпожа милостива к своему рабу, и он может только благодарить за этот дар.
Ульяна почувствовала кровь на языке: она все-таки прокусила кожу на ладони. Видеть Шона у ног Аиджи было невыносимо, но она ни звуком, ни вздохом не выдала своего присутствия и только молилась, чтобы Цилинь оказался достаточно наблюдательным и не сунулся в храм именно сейчас: освобождать его во второй раз Тигр не станет. А для самой Ульяны это означает смертный приговор: одна она в этом мире и суток не выживет.
И когда пещера опустела, еще долго сидела в темноте, не решаясь даже пошевелиться: Хранительница Гробницы могла оставить засаду.
Очень хотелось пить: несмотря на уборку, пыли осталось достаточно, чтобы забить носоглотку. Ульяна несколько раз протягивала руку к рычажку, но каждый раз отдергивала, опасаясь быть обнаруженной, пока в пещеру не вошел Цилинь.
Он суматошно оглядывал все вокруг, заглянул даже под низкую кровать, словно туда мог кто-то уместиться, а потом рухнул в кресло и обхватил руками голову:
– Куда она делась?
Стон звучал так жалобно, что Уля решилась. Жмурясь от яркого света, она смотрела на удивленного Ланни, который переводил взгляд с неё на картину, а потом заглянул в кабинет, словно не веря происходящему:
– А я все понять не мог, почему тебя не нашли. Ульяна, нам нужно уходить! Немедленно!
– Аиджи сказала, что завтра...
– Знаю. Слышал. Бери книги, - он протянул котомку, - она вместительнее, чем кажется.
Ланни оказался прав: внутрь полотняного мешка влезла почти вся библиотека Лишаны. Вернув картину на место, Уля обернулась. И глазам не поверила: прямо посередине зала стоял Цилинь. Мотнув головой, он указал ей на спину и чуть согнул передние ноги, чтобы удобнее было садиться.
Уля не
А когда все рассеялось, Ульяна взвизгнула и вцепилась руками в гриву: под ногами Цилиня плыли облака.
Иногда в просветах виднелись деревья, реки, небольшие селения, а пару раз даже показались дворцы, сверкающие позолотой и слюдой, словно новогодние игрушки. Сама не заметив как, Ульяна успокоилась и вглядывалась в проплывающие пейзажи уже без страха.
Казалось, они летят над огромной трехмерной картой, можно было даже разглядеть работающих на полях крестьян. Иногда облака поднимались к лицу полупрозрачным туманом, но в основном здесь светило солнце, а небо казалось бездонным. А еще, несмотря на высоту, было тепло. Но впереди висела словно отлитая из свинца туча. Иногда её нутро взрывалось яркими вспышками молний.
Цилинь летел прямо на неё.
– Не надо!
Ульяна прижалась к широкой спине, не замечая, что острые края чешуи оставляют на руках мелкие порезы.
– Не надо!
Но Цилинь только быстрее перебирал ногами. Когтистые лапы словно цеплялись за воздух, кидая вперед мускулистое тело. Взглянув вниз, Ульяна поняла причину: там, не замечая преград, мчались всадники.
Гривы и хвосты лошадей стелились по земле черным дымом, а алые отблески глаз были заметны даже с высоты. Вода неглубоких рек кипела под копытами и Ульяне показалось, что землю пожирает пожар.
Цилинь больше не избегал прорех в облаках. Он мчался напрямик, и всадники заулюлюкали, на скаку вытаскивая луки. Стрелы взрывались огненными фонтанчиками, пару раз они даже чиркнули по зеленоватому боку, оставив наливающиеся жаром рубцы, но Ланни словно не замечал. Он мчался прямо в тучу, как будто надеясь спрятаться там от преследователей, сбить их со следа, улизнуть.
На первый взгляд, это удалось. Когда нырнули в серо-сизое нутро тучи, стрелы исчезли. А может, их просто пожирало густое пространство. Уцепившаяся в Цилиня руками и ногами Ульяна уже не понимала, где верх, а где низ, и только выла, как затравленный зверь. Справа, слева, сверху и снизу сверкали молнии, от грохота закладывало уши, и, несмотря на близость вспыхивающего огня, стало холодно. Пальцы свело судорогой, и когда Цилинь, наконец, начал спускаться, Ульяна держалась из последних сил.
Он выбрал заросли бамбука, такие густые, что между стеблями было невозможно протиснуть руку, и лишь узкая тропинка рассекала рощу надвое.
Когти царапнули землю. Утрамбованная тысячами ног до каменной твердости, она поддалась, как пашня под лемехами плуга. Цилинь развернулся в сторону приближающихся врагов и встряхнулся. Ульяна кубарем полетела на землю и долго корчилась, не в силах сделать вдох. А потом оцепенела: изогнув шею, Цилинь смотрел прямо на неё.
Время остановилось и стало зеленым, словно к глазам поднесли цветное стеклышко. Солнечные лучи наискось рассекали пространство, и длинные листья едва шевелились, повинуясь испуганному ветерку. А потом все задвигалось.