Вечная принцесса
Шрифт:
— Добрые вести, ваше величество!
Генрих обратил к нему лицо, кислое, как у обиженного ребенка.
— В самом деле? Королеве легче? Она поправится?
— Безусловно! И хотя она потеряла одного ребенка, второй еще жив. У ее величества двойня, государь! Живот ее не опал, там кроется еще одно дитя!
— Как? — Король не находил слов от изумления.
— Да, ваше величество, будем ждать благополучного разрешения.
Это было словно отмена казни! Генрих воспрял духом:
— Разве такое бывает?
— Бывает, государь! — уверенно заявил лекарь. — Живот ее величества
Генрих перекрестился.
— Благословен Господь! — вздохнул он. — Это знак Его милости и расположения. Я могу навестить жену?
— Да, она счастлива будет разделить с вами свою радость.
Генрих, перескакивая через ступеньки, кинулся в Екатеринины комнаты. Придворные, которые толпились в ее приемной, суетливо перед ним расступились, широкими шагами он пересек другую комнату, где занимались рукоделием ее дамы, и постучал в дверь опочивальни.
Мария де Салинас открыла королю и с поклоном отступила в сторону. Королева была не в постели; она сидела у окна с маленьким молитвенником в руке, повернув его к свету, чтобы лучше видеть. Преодолев разделяющее их расстояние, Генрих опустился перед ней на колено. Екатерина обратила к нему измученное, но улыбающееся лицо.
— Любовь моя! Только что доктор Филдинг принес мне добрую весть!
— Я просила его сказать тебе так, чтобы никто больше не слышал.
— Так он и поступил. Никто ничего не знает. Любовь моя, как я рад!
Глаза Екатерины наполнились слезами.
— Это как избавление, — прошептала она. — Словно тяжкий груз сняли с моих плеч.
— Я поеду в Вальсингам, как только наше дитя родится, и поблагодарю Божью Матерь за ее милости, — жарко сказал он. — Если же это мальчик, осыплю обитель золотом!
— Дай-то Бог… — вздохнула Екатерина.
— Ну почему ж нет? — воскликнул король. — Ведь это наше сердечное желание и государственная необходимость, и мы просим об этом как верные чада святой церкви!
— Аминь! — перекрестилась его супруга. — Да исполнится Его воля…
— Конечно, исполнится! — браво воскликнул Генри. — А теперь ты должна отдохнуть.
— Да я отдыхаю, — улыбнулась она.
— Да уж, пожалуйста. И если захочешь чего-то, только скажи!
Именно Мария де Салинас, мой истинный друг, которая приехала со мной из Испании и оставалась со мной и в дурные, и в добрые времена, именно она нашла мавра. Он служил у богатого купца, путешествующего из Генуи в Париж. В Лондоне они остановились, чтобы оценить привезенное золото, и Мария услышала о нем от одной знакомой, которая сотню фунтов пожертвовала Божьей Матери Вальсингамской в надежде, что ей будет дарован сын.
— Говорят, он может сделать так, что и бесплодные рожают, — прошептала она мне на ухо, чтобы никто другой не услышал.
Я перекрестилась, чтобы устоять перед искушением.
— Наверно, он чернокнижник!
— Нет, инфанта, он великий врач! Он учился в университете в Толедо!
— Мне нельзя его видеть.
— Потому что опасаетесь, что он чернокнижник?
— Потому что он мой враг и враг моей матушки. Матушка знала, что свои знания мавры получили от дьявола, что знания эти не отражают истины Божьей. Потому
— Ваше величество! Это единственный лекарь в Англии, который понимает в женских делах!
— Нет, Мария, и не настаивай.
Настаивать Мария не стала, однако спустя несколько недель я опять проснулась ночью от сильной боли в животе и почувствовала, что началось кровотечение. Быстро явились служанки с горячей водой и полотенцами, меня вымыли, снова уложили в постель — и тут мы поняли, что это просто пришли мои месячные. Мария стояла в головах моей кровати. Леди Маргарет Пул — на пороге.
— Ваше величество, вам необходим врач.
— Только не мавр.
— Однако кроме него тут знающих врачей нет. Рассудите сами, как у вас могут быть месячные, если вы ждете ребенка? Не дай бог, потеряете второго!
— Мария, мавры — наши враги. Моя матушка жизнь положила на то, чтобы выгнать его народ из Испании!
— Да, и с ними ушло знание, — тихо произнесла Мария. — Уже десять лет, как мы оставили Испанию, инфанта, мы не знаем, как оно там сейчас. А мой брат пишет, что люди болеют, а больниц, где бы их лечили, нет. Монахи и монахини в монастырях делают что могут, но им не хватает знаний. Если камень в почках, его выгоняет коновал, если сломана рука, обращаются к кузнецу. За хирургов — цирюльники, зубы рвут на рынке, ломают челюсти людям. Повитухи прямо с погребения идут принимать роды, и половина новорожденных гибнет. Искусство мавританских лекарей, которые знали, как устроено человеческое тело, знали целебные травы, которые утоляют боль, и настаивали на необходимости мыться и соблюдать чистоту, — это искусство утрачено.
— Если знания получены неправедным путем, лучше их не иметь, — упрямлюсь я.
— Может ли Господь быть на стороне невежества, грязи и болезней? — вспыхивает Мария. — Простите, ваше величество, но это нелепица. И вспомните, как ваша матушка говорила, что надо создавать христианские университеты. Впрочем, потом все знающие преподаватели были казнены либо изгнаны по ее приказу…
— Королеве не подобает выслушивать советы еретика, — твердым голосом заявила леди Маргарет. — Ни одна англичанка не обратится к мавру.
— Прошу вас, ваше величество, — склонилась надо мной Мария.
Мне так больно, что спорить я больше не в силах.
— Оставьте меня обе, сделайте милость. Дайте мне поспать!
Леди Маргарет выходит из комнаты, а Мария задерживается и задергивает оконные занавеси, чтобы мне не мешал свет.
— Так и быть, пусть он придет, — говорю я. — Только не сейчас, когда я в таком состоянии. На будущей неделе.
И она привела его тайком, по внутренней лестнице, которая в Ричмондском дворце через коридор для слуг ведет в личные покои королевы. Меня как раз одевали к обеду, и я приняла его еще не зашнурованная, в сорочке и накидке поверх нее. Только подумать, что сказала бы матушка на то, что в моей туалетной мужчина, к тому же мавр! Но делать нечего, доктор мне необходим. Мне нужен совет знающего человека, как выносить наследника Англии. Потому что не знаю, что там думают остальные, но мне самой ясно: что-то с ребенком, которого я ношу, не так.