Вечное Евангелие в вечно меняющемся мире

Паулин Джон

Переходный период

Подводя итог, можно сказать, что постмодернизм смотрит на самоуверенные претензии модернизма всего лишь как на исторически обусловленную конструкцию и ценит их не выше, чем ограниченные и недалекие «достоверные данные» премодернистских или незападных культур. Как «примитивные» культуры были уверены в своей «правоте», потому что не видели общей картины мира, точно так же и модернизм черпал свою уверенность в том, что ограничивал свою доказательную и герменевтическую базу, одни свидетельства принимая к рассмотрению, а другие — нет.

Постмодернисты подобны приезжим из глубинки,

обнаружившим вдруг, что их обычаи и верования — это всего лишь их местные условности, которые они считали всеобщими только потому, что так им было удобней и привычней. И теперь, когда стала видна более общая картина, у людей появилось сильное ощущение, что модернизм обманывал их, внушая неверное представление о действительности. Да и церкви, проникшиеся модернистской уверенностью в своей системе верований, тоже столкнутся с подобными же обвинениями в обмане. Ниже будет приведен краткий обзор превращений, которые претерпело общество за время перехода от секулярного модернизма к секулярному постмодернизму.

От уверенности к подозрительности. Ощущение, что их обманули, заставило людей в массе своей перейти от уверенности к подозрительности. Наука предала нас и обманула, так давайте не будем доверять ей решение своих проблем. Правительство предало нас и обмануло, так нечего ждать от него, что оно решит наши проблемы. Религиозные организации предали нас и обманули, так что не стоит искать у них ответы на наши вопросы. То, что мы привыкли называть знанием, это всего лишь теории, человеческие построения. Сегодня считается хорошим тоном все ставить под сомнение и никому и ничему не доверять в полной мере, включая и самого себя. Постмодернисты относятся с большим подозрением ко всем, кто говорит, что у них есть «все ответы».

От стабильности к дезориентации. Постмодернизм признает, что люди больше не считают этот мир безопасным и упорядоченным. Если действительность или мораль — это всего лишь человеческие построения, значит, у человека нет под ногами твердого основания, нет основы для осмысления своего бытия. Если модернистское мировоззрение было всего лишь социальной конструкцией, то на самом деле это был вовсе не взгляд на реальность, а своего рода сон, а точнее кошмар. Когда–то все западное общество прониклось надеждой на то, что наука и технология — это и есть ответ на все вопросы. Однако эта надежда привела к экологической катастрофе, неравенству, угнетению и терроризму. А кто просыпается от кошмара, тот не сразу понимает, что с ним произошло и где он находится.

От одной истины к множеству. Мысль о том, что одной–единственной, вполне достоверной концепции реальности не существует, привела многих к пониманию, что «истин много». Каждый располагает какой–то истиной, и никто — истиной во всей ее полноте. Всю истинную картину мира целиком мы охватить неспособны, однако мы все–таки можем постичь истину в более ограниченных масштабах. Взгляды на мир сегодня не высказывают и не навязывают. Их нужно «продавать» на рынке многочисленных конкурирующих мелких истин. Поэтому терпимость к разнообразию мировоззрений считается правильной и полезной в постмодернистском контексте.

От индивидуализма к личностному кризису. Если все вокруг — это всего лишь «социальная конструкция», то отсюда следует, что даже самого себя человек может воспринимать в искаженном свете.

Самоуверенный, хладнокровный «ковбой» из модернистского мифа уступил место гибкому, гуттаперчевому «я», которое может принимать ту личину, которая соответствует данному моменту, но при этом не дает самому человеку понять, каково же оно, это «я», на самом деле. У этого личностного кризиса есть положительная сторона — человек начинает осознавать, что он может быть таким, каким захочет. Но есть и отрицательная сторона — у него возникает ощущение, что «всем заправляет имидж» и никому нельзя доверять. Люди жаждут подлинности, искренности, но сомневаются, что это достижимо.

От индивидуализма к коллективизму. Секулярные модернисты довели индивидуализм до той точки, когда он стал разрушать семьи и традиционные коллективные структуры. В постмодернистах общинный дух гораздо сильнее. Они реже отделяются от своих родителей, оставаясь жить с ними и после двадцати, и даже после тридцати лет. Благодаря техническим средствам, таким как электронная почта, они в большей мере, чем модернисты, поддерживают связь с друзьями детства и дальними родственниками. Они дорожат дружбой и с большей готовностью жертвуют карьерой и туристическими поездками ради общения с друзьями.

В каком–то смысле эта тяга к общинности — не столько осмысленное действие, сколько реакция. Постмодернисты ощущают себя жертвами своих родителей–модернистов, которые принесли чувство общности и человеческие взаимоотношения на алтарь процветания и успеха. С другой стороны, личностный кризис, присущий многим постмодернистам, неспособность понять, кто они, где их корни, зачастую мешает им поддерживать стабильные, близкие отношения с другими людьми. Поэтому общинность частенько превращается в смутную цель — вполне достойную, но редко достижимую.

От религиозности или нерелигиозности к духовности. Постмодернисты настроены скептически не только по отношению к религиям и религиозным организациям модернизма, но и к исходным положениям, на которые опирался победивший секуляризм. В мире, где много истин и мало достоверных фактов, обобщенная духовность считается предпочтительнее религии с ее церквями и властными вертикалями.

Поэтому данная замена секулярного модернизма на обновленную духовность заключает в себе не только благо для традиционных религиозных структур, но и немалую угрозу.

От фрагментарности к цельной картине. Модернизм все анализировал до мельчайших деталей — от свойств материи до библейских текстов, но ему было трудно увидеть вещи в их взаимосвязи. Постмодернизм отличается огромным желанием увидеть картину мира целиком, понять взаимоотношения между предметами, людьми и сообществами. Постмодернисты предпринимают настойчивые попытки составить для себя цельную картину, хотя никто не может с уверенностью утверждать, в чем она собственно заключается. Самостоятельность и индивидуализм модернизма уступили дорогу желанию взаимодействовать, поддерживать отношения. Концепция «семьи» получает новое звучание, появилось новое понятие — «семья по выбору». Семья стала рассматриваться как общность людей, поддерживающих крепкие, содержательные отношения, где родственная связь не обязательна. Молодое поколение больше заинтересовано в добрых отношениях, а не в достижении успеха. Сообщество, будь то соседи по улице, клуб, класс субботней школы, этническая община или социальный слой, — это то место, где можно пережить полноту и целостность.