Вечное Пламя

Иган Грег

Карло издал раздосадованное рокотание, надеясь убедить и себя, и окружающих в том, что он не столько напуган, сколько рассержен. Он попытался сжать пальцы в кулак, но тело приготовило ему сюрприз: его плотью завладели окопавшиеся в ней паразиты, которые вовсе не собирались выполнять его команды.

– Кажется, его рука собирается рожать, – пошутил кто-то в задней части толпы.

– Ты не могла бы убрать коннектор, будь любезна? – велел он Аманде, каждым вежливым слогом давая понять, что не потерял самообладания. Когда она послушалась, Карло сделал взмах рукой в направлении от стола, оценивая степени свободы, которые все еще находились под его контролем. Усилием воли он мог двигать рукой в плече. Он мог сгибать и разгибать конечность

в локтевом суставе. Он представил обширные территории своих владений, представил крошечную взбунтовавшуюся провинцию, подумал о том, как она неизбежно будет отвоевана обратно. Однако все эти животрепещущие образы военных действий оставались не более, чем фантазией. С тем же успехом можно было считать, что к его предплечью привит целый выводок разъяренных ящериц.

Он отвел руку назад и хлопнул ей по столу, попытавшись хоть немного привести ее в чувство. Снова, сильнее. После третьего удара игла зонда еще глубже вошла в его запястье; боль была жуткой, но он чувствовал, что это правильно, чувствовал, что это необходимо.

– Карло? – Аманда еще не начала паниковать, но хотела услышать от Карло, чем она может ему помочь.

– Я не потерял контроль над своей рукой, – заверил он ее, с трудом выдавливая из себя слова. Его действия всецело подчинялись его воле – во всяком случае, по стандартам, установленным этой непокорной рукой – даже если желание причинить ей вред становилось все более и более непреодолимым.

Но от ударов не было толка, они не давали никакого эффекта. Его разбитая рука продолжала извиваться с той же энергичностью.

– Просто отрежь ее, – сказал он.

– Ты уверен? – Аманда посмотрела на Тоско.

– Отрезай! – в сердцах повторил Карло.

– А разве ты не можешь ее втянуть?

Карло почувствовал отвращение от одной только мысли. Втянуть этих извивающихся паразитов в свое туловище, вглубь своего тела, дав им возможность попасть туда, куда они пожелают?

Хотя на самом деле никаких паразитов не было. Его рука была просто повреждена и перестала нормально работать. Ее нужно было реструктурировать – точно так же, как он бы поступил с любой другой травмой.

Карло начал втягивать плоть в районе плеча. Ему удалось сократить свою руку на треть, прежде чем его тело взбунтовалось и остановило процесс. От мысли о том, что он еще хоть немного приблизит к себе пораженную руку, возникало ощущение, будто он съел что-то гнилое и ядовитое. И насколько он мог судить, его тело не ошибалось. Что если с задачей реорганизации собственной плоти оно справится не лучше, чем с укрощением враждебного паразита?

– Я не могу, – наконец, сказал он. – Придется от нее избавиться.

– Хорошо, – сказала Аманда.

Тоско кого-то послал за ножом. Карло, наконец, смирившись со своей участью, опустил руку на стол. Таков, значит, был путь к простой и безопасной дихотомии? Даже найди он подходящие сигналы… сколько потребуется лет, сколько поколений доработок, прежде чем хоть одна здравомыслящая женщина подпустит к своему телу подобную машину?

Люди в толпе передавали нож друг другу, пока он не оказался в руках у Тоско. Когда он приблизился к столу, Карло сказал: «Аманда – мой ассистент».

– Как пожелаешь, – Тоско передал ей нож.

– Где именно? – спросила она у Карло. Он указал место на пару мизеров выше зонда.

– Добро пожаловать в эпоху света, – сардонически прошептал кто-то за спиной у Карло.

Аманда переместила страховочный ремень, чтобы иметь возможность приложить к столу большее усилие. Одной рукой она крепко прижала запястье Карло, а затем резким движением опустила нож.

Карло сжал кожу вокруг свежей раны, практически полностью ее запечатав, а затем как можно быстрее втянул остаток руки в туловище. Когда боль ударила по нему в полную силу, она уже принадлежала фантомной конечности. Обвисшая, проколотая

кожа вокруг его плеча все-еще причиняла острую боль, но отрубленного запястья больше не было, и сигнал пронзительной агонии, посланный им в мозг, рассеялся и перестал иметь какое-либо значение.

А на столе между тем продолжали дергаться его отрубленные пальцы.

Глава 17

Уже восьмую ночь подряд Тамара устраивалась на ночлег у входа на ферму – достаточно близко, чтобы никто не мог войти или выйти, не разбудив ее. Если единственный ключ находился у Эрминио, то рано или поздно ему пришлось бы вернуться. Она не представляла, как Тамаро мог бы передать ему сообщение – позвать его на помощь или даже рассказать о рождении внуков – а значит, в скором времени ее отец захочет вернуться домой и лично выяснить, что здесь происходит.

Спала она урывками, просыпаясь от малейшего звука. Но даже в полусне она могла с легкостью классифицировать окружавшие ее звуки: слабое поскрипывание каменных стен, шелест воздуха на пшеничном поле, ящерица, стремительно мчащаяся по земле. Просыпаясь с гаснущим пшеничным светом, она не чувствовала себя отдохнувшей, но знала, что попытка полного отказа от сна привела бы ее в совершенно недееспособное состояние.

Последний раз она ела два дня назад, когда закончился запас хлеба, который она принесла сюда с лужайки; несмотря на это, Тамара решила не рисковать, оставляя дверь без присмотра – без еды она могла обойтись по меньшей мере еще день. Она не могла полностью исключить вариант, что у Тамаро где-то припрятан и свой собственный ключ, но даже будь это так, она не верила, что ее отец сможет терпеливо дожидаться появления Тамаро, сколько бы на это ни потребовалось времени. Слишком многое могло поставить их план под угрозу – и чем больше он ожидал быстрого разрешения проблемы, тем сильнее его будет тяготить затянувшаяся тишина.

Тамара сидела, прислонившись к двери и уставившись на светящийся мох; она пыталась решить, действительно ли Эрминио рискнет рассказать другим людям, что она уже родила. Из-за того, что все женщины голодали в разной степени, понятие нормальной массы новорожденного потеряло смысл, а к моменту, когда дети пойдут в школу, разница в несколько черед между реальным и заявленным возрастом уже не будет очевидна, исходя из особенностей развития, поэтому раскрытие обмана было не таким ж неизбежным. Но если ее друзья из обсерватории, вполне вероятно, и не рассчитывают увидеть детей до того, как те достаточно подрастут и их можно будет к ним принести, люди с соседних ферм должны были навестить их в течение нескольких дней после родов. Иначе говоря, баланс в данном случае был смещен: чтобы избежать излишнего риска, ее отцу следовало бы ничего им не говорить. Тамара часто встречала соседей, уходя с фермы и возвращаясь обратно, но если бы по воле случая они не виделись пару черед, никто не придал бы этому особого значения.

В таком случае самый большой риск, с которым мог столкнуться Эрминио, заключался в том, что о ее предполагаемой участи мог узнать кто-то помимо ее коллег и их ближайшего круга знакомых. Без ложной скромности она могла сказать, что отказ от престижной роли лидера экспедиции к Объекту вызвал бы широкий резонанс, и что вести о ее неожиданном решении – или занятном инциденте – будут распространяться быстрее и дальше, чем если бы она была фермером или подсобным рабочим.

Если бы ложь Эрминио столкнулась с его необъяснимым молчанием по отношению к соседям, люди бы стали задавать неудобные вопросы. Он, конечно, мог бы придумать оправдания, мог бы сослаться на неприкосновенность частной жизни своей семьи, но подобная тактика была не всесильной. Если бы ей удалось продержаться дольше, чем сопутствующая ему удача, и пережить его пустословие, то кто-нибудь, вполне вероятно, отправился бы на ее поиски.