Вечность во временное пользование
Шрифт:
Они приехали в назначенное время, оставили арендованную машину на офисной парковке, охранник на входе оценивающе измерил взглядом длину ног в узких джинсах и весь экстерьер в целом: везёт же баранам вроде хозяина! Какие чики шикарные сами приезжают… По заставленному огромными деревянными ящиками фойе он проводил их к невидимому от входа лифту и предупредил:
– Вы с мадмуазель Бланш помедленнее говорите: все анекдоты про тупых секретарш списаны с неё.
Фелиция и Роза переглянулись и в молчании поднялись до последнего этажа бывшего завода. Когда двери распахнулись, они увидели
– Всё-всё, я убежала, целую-целую! – Ступни приземлились прямо в лодочки на шпильках и секретарша месье N. поднялась из обернувшегося кресла к визитёрам. Ну что толку описывать секретаря при том фетише, который завистливый мир создал из красавиц, призванных стать помощью и отрадой для мужчины на руководящих должностях? Умножить эту вожделенную красоту на анекдотическую глупость, анонсированную охранником, – и перед мысленным взором соткётся она собственной персоной.
– Вы – наши журналистки! – с восторгом приветствовала двух молодых дам в джинсах девушка в кремовом офисном костюме. – Чем я могу быть полезна? Чем помочь? Кроме кофе, разумеется!
Она мелодично рассмеялась и пошла к кофе-машине.
– Месье N. сказал, вы знаете, где лежит чёрная папка с файлами и можете нам её дать, чтобы мы подготовились, – улыбнулась Фелиция.
– …к интервью, – добавила Роза.
– Конечно! – восхитилась мадмуазель Бланш. – Разумеется, я знаю, где эта чёрная папка с разноцветными файлами! Вот ваш кофе, – пропела она и поставила перед репортёршами орешки, крендельки и оливки. – Может быть, по бокалу белого вина?
Журналистки переглянулись и отказались с деланым усилием: все их мысли занимала чёрная папка с цветными, как они теперь знали, файлами, за которую им заплатят тридцать тысяч.
– Спасибо, может быть, после интервью с месье N., – с нажимом произнесла Фелиция.
– О, да! Да-да! – с энтузиазмом согласилась мадмуазель Бланш, присаживаясь. – Он, кстати, звонил и сообщил, что приедет раньше.
– На сколько раньше?
– Скоро. Минут через пятнадцать.
Гостьи подпрыгнули:
– Но мы же не успеем подготовиться к интервью!
– Да! И поснимать столовую!
– О, смотрите-ка, он уже здесь! – обрадованно наклонилась к окну секретарь. Вдруг лицо её озабоченно нахмурилось. – Простите, у меня виброзвонок.
– Дайте нам папку! – взвыли репортерши.
– Минуточку, – ручка с самым модным в этом сезоне маникюром предупреждающе поднялась. – Я должна ответить.
Она поднесла к уху мобильный, пролепетала приветствие и замолчала. На побледневшем лице ярче заалела помада. Хрустальные слёзы сначала увеличили и без того огромные глаза и затем скатились по идеальному лицу.
– У меня только что скончался отец, – едва выговорила она.
Стало окончательно ясно, что папки им не видать, а вид у месье N. был очень сердитым. Журналистки одновременно догадались, что страдающий подозрительностью месье навёл справки в редакции «их» газеты и теперь спешил познакомиться
Они побежали.
Они бежали так, как убегали ещё в детстве: ты летишь пролёт за пролётом крутой лестницы вниз, кажется, что ноги ещё на верхней площадке, а ты уже весь на нижней, а потом сразу наоборот! Главное в погоне не прислушиваться к топоту за спиной: надо лететь вперёд и не рефлексировать. И они летели.
Вышибив дверь четырьмя руками, девушки оказались перед огромным пустым пространством. Выложенный бетонными плитами задний двор бывшего завода был огорожен бетонным же забором. Идеальная плоскость двора оказалась забита совсем даже не автомобилями, а… а… А-а-а!..
Ужасно! Ужасно, когда хохот накрывает тебя во время погони, причём когда беглец – ты сам! И времени на хохот у тебя нет! Впереди ещё двухметровый скользкий забор, и до забора, типа, стадион перебежать! Но они просто едва не рыдали от смеха, ноги подламывались, как макаронины, их пробило на хохот совершенно безжалостно, они загибались: весь этот стадион-двор был аккуратнейшим образом выложен газетными листами (причём их газеты, ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а!) и на этих плотно и ровненько пригнанных друг к другу – кроме тропинок на ширину мужского ботинка – листах были разложены грибы.
Грибы!
Грибы!!!
Цепляясь друг за друга – от смеха не держали ноги, – они побежали к забору. Парни месье N. тоже уже бежали к нему, но им мешало трепетное отношение к разложенным грибам: неизвестно же, может быть, за растоптанный гриб грозило увольнение? Наказание? Штраф? Но они явно пытались двигаться, перескакивая с дорожки на дорожку между газетами.
Благодаря руферским полазам в отрочестве, девицы легко взлетели на забор и, спрыгнув, понеслись к машине, где их ждала Уна.
– Ну?! – кричала та уже издалека.
Они махнули руками за спины – мол, глянь! С забора сыпались месье N. и его персональные деревянные солдаты.
– Бля! – Уна газанула и подъехала им навстречу. – Но тогда эти суки уже перекрыли выезд на трассу, это понятно?
– Да!
– Что делать будем?
– Только если через овраг? – с большим сомнением произнесла Роза.
Овраг расстилался перед ними приблизительно Тихим океаном, только без воды. Откуда здесь была эта природная ископаемая впадина в земле, с рекой и рощей на дне? Едва дыша, беглянки оглянулись: уже с обеих сторон к ним приближались вооружённые люди, явно негостеприимно настроенные.
– Погнали! – Фелиция кивнула, и Уна, подав задом и развернув машину носом к обрыву, тихонько ступила колёсами на грунтовую дорогу в осыпях.
Обливаясь потом от напряжения, несколько раз попрощавшись с жизнью, через нескончаемые пять минут спуска они встали на плоскость дна. Отшвырнув дверцы, девушки вывалились наружу. Крошечные фигурки их преследователей зависли где-то очень далеко вверху.
Они упали на траву и предались кайфу: есть ли больший кайф, чем уйти от погони? А от погони с перестрелкой? То-то и оно…