Вечный бой
Шрифт:
— У нас все куры хромают, — засмеялся повар. — А некоторые совсем не ходят. Посмотрите сами, господин. — Кивком головы он указал на десяток кур, лежащих в тени барака. — Этих надо прирезать, пока не издохли. Куры не любят жить в госпитале, господин.
Эйкман улыбнулся.
— Можно подумать, им не все равно, где жить.
— Наверное, господин, — серьезно ответил малаец. — Корма много, а они болеют.
На несколько дней он забыл о курах. В бараке неожиданно прибавилось работы, и домой он возвращался затемно. Наскоро принимал душ и уже по привычке, покалывая острием иголки голени, проверял у себя тактильную чувствительность
Куры сами напомнили ему о себе.
Однажды его окликнул малаец-повар:
— Посмотрите, господин, каких прекрасных кур я купил вчера на рынке! И совсем дешево.
Эйкман опустился на лавочку рядом с бамбуковым бунгало кухни, закурил.
Куры, словно гигантские хлопья снега, стремительно кружились около бунгало. Крича, шумно хлопая крыльями, взметая облака пыли, они на лету хватали рис, швыряемый поваром из корзины, и ничем не напоминали тех полусонных, хромых птиц, на которых он обратил внимание несколько недель назад.
— Отличные куры!
— Жаль, господин, что они скоро заболеют и начнут дохнуть.
— А почему вы думаете, что они непременно должны заболеть? — заинтересовался Эйкман.
— Не знаю, господин, но у нас всегда куры болеют, хотя я их кормлю самым лучшим рисом — белым. Ни одни куры в Семаранге не питаются так хорошо, как наши.
В ту ночь он долго не мог уснуть: одолевали мысли о куриных болезнях, чем-то напоминающих бери-бери. И действительно, куры хромали и, значит, что-то поражало их периферические нервы, идущие к лапам. Нарушение иннервации всегда вызывает атрофию мышц и других тканей. Он хорошо помнил тоненькие, как прутики, лапы кур, покрытые наростами. Следующий этап развития болезни — полный паралич. И это он видел: куры, лежащие в тени барака.
Стоп! Он встал с постели, засветил лампу, накинул на плечи плед, присел к столу и подумал: «А не являются ли куры источником заражения людей бери-бери?» Но арестанты заболевают в тюрьме, где нет кур. Значит, наоборот: люди заражают кур. Болеют ведь только госпитальные куры. Значит, передается птицам инфекция? Самый логичный путь — через пищу. Куры питаются остатками пищи больных и — заболевают.
Эйкман чувствовал, что находится на верном пути. Одно звено в длинной цепочке передачи инфекции, кажется, было найдено. Но может быть, куры болеют не бери-бери, а совсем другим заболеванием? И тогда все его рассуждения бессмысленны. Так чем же все-таки болеют госпитальные куры?
На другой же день он встретился с ветеринаром колониального полка, расквартированного в Семаранге. Капитан Ван-Дерлебен всю жизнь лечил лошадей и никогда не слышал о симптомах заболевания, поражающего госпитальных кур. Ни слова не было сказано об этой болезни в двухтомном немецком руководстве по ветеринарии.
«Дерзайте, мой друг, — улыбаясь, сказал на прощание капитан Ван-Дерлебен, — и кто знает, может, ваше имя блеснет в веках?»
Полковой ветеринар оказался провидцем... Он раскурил погасшую трубку. Поставил на спиртовку кофейник. Прислушался к далеким
Итак, сначала надо было выяснить, чем же все-таки болеют куры.
На госпитальном дворе в тени старого мангового дерева рабочие соорудили небольшой вольер. В ближайшее же воскресенье Эйкман сам отправился на рынок и купил с десяток молодых, бойких кур. За два гульдена в месяц повар согласился их кормить. Остатков пищи с избытком хватило бы еще не на один десяток птиц.
Прошла неделя, другая, и госпитальные куры начали болеть. Эйкман внимательно присматривался к ним. Неизвестная болезнь, как и бери-бери, поражала периферические нервные стволы, вызывала атрофию тканей и неизбежный паралич конечностей. Куры, живущие в вольере, оставались здоровыми, и Эйкман стал сомневаться в успехе своего эксперимента. Он думал: «Подопытные куры живут на одной территории с госпитальными, питаются одной и той же пищей и — не болеют. Почему? Вывод напрашивается сам: болезнь, поражающая кур, инфекционная, заразная. Контакту между курами мешает проволочная сетка. Следовательно, заболевание передается от птицы к птице, но почему же в таком случае во всем Семаранге болеют только госпитальные куры?»
Первой в вольере захромала курица, которую Эйкман за грациозность походки мысленно прозвал Миледи. Это был уже успех, в реальность которого он боялся поверить. Если заболела Миледи, значит, болезнь не инфекционная. Лапы Миледи были истончены, и кое-где под желтой кожицей намечались наросты. Да, Миледи заболела болезнью госпитальных кур. У нее начался множественный неврит — полиневрит, как назвал его Эйкман.
Под микроскопом наросты представляли собой скопление сильно измененных нервных клеток с участком омертвевших тканей — некроза.
Вскоре в вольере заболели все куры. Эйкман потирал руки от удовольствия.
Все свое свободное время он проводил за микроскопом, просматривая сотни гистологических срезов. Куры, живущие на госпитальном дворе и в вольере, болели одной и той же болезнью — полиневритом. Болезнь эта была неизвестна современной ветеринарии и очень сильно напоминала бери-бери. Собственно, это было одно и то же заболевание.
Эксперимент следовал за экспериментом. Местные острословы прозвали Эйкмана куриным душегубом.
Через полтора года в Европе была опубликована его большая статья под названием «Птичий полиневрит», и о безвестном тюремном враче с острова Ява заговорили в научных кругах. На тюремный госпиталь в Семаранге стали приходить письма со всех концов света. Корреспондентов Эйкмана интересовала причина птичьего полиневрита и возможности его лечения. Кое-кто пытался повторить опыты Эйкмана, но безуспешно.
Пока Эйкману было известно только одно: птичий полиневрит — заболевание не инфекционное, его причина — этиология — неизвестна.
Арестанты по-прежнему болели бери-бери, госпитальные куры — полиневритом, а Эйкман мучительно искал связь между двумя в принципе одинаковыми заболеваниями.
В январе 1894 года в тюремном госпитале появился доктор Грийнс. Грийнс был молод, энергичен и полон надежд. Он верил в свою счастливую звезду, как люди верят в бога. Ни семья, ни помыслы о карьере и материальном благополучии не обременяли его. Он мечтал только о работе, которой стоит посвятить всю свою жизнь, и нашел ее в Семаранге, и остался верен ей на долгие десятилетия.