Вечный слушатель

Витковский Евгений

Не знает дружбы он: для равных вещь сия,

В стране же - равных нет, а прочих стран князья

Недобродетельны, и попросту обуза

В них дружества искать, или хотя союза.

Чтоб дядю ублажить - того посмей, расстрой!

Он заключает брак с двоюродной сестрой:

Кобыла куплена, но всадник время тянет,

И ногу в стремя ей совать вовек не станет.

Его не выручит ни друг, ни фаворит

Что им отечество? Пускай огнем горит,

Поболе

бы урвать, король пока во славе,

Какой бы с тем позор не выпадал державе;

Лишь за кулисами у них иная роль:

Притворно слезы лить над тем, как слаб король.

Нет отдыха ему: рассвет чреват тревогой,

Лишь поздно вечером, в плену заботы многой,

Властитель опочит: с собой наедине

Остаться может он, пожалуй, лишь во сне.

От страха смерти - жизнь не делается краше,

Мерещится ему отрава в каждой чаше

И в кушанье любом: ведь даже сын родной,

Чтоб уморить его - не станет за ценой.

Златой чертополох! Да будет людям вемо:

Ты горше, чем сабур, ты тяжелей ярема!

Удел опасен сей - и кто бы не зачах,

Коль голову сберечь столь трудно на плечах?

ГЛУПЫЙ ПРИДВОРНЫЙ

Он - знатный человек, что может быть реком

Скотиной знатною; дерьма злаченый ком;

Раздувшийся пузырь; тряпица на флагштоке;

Должник беспамятный; прожора волоокий;

Гроссмейстер лодырей; умелец-лизоблюд;

Враньем угодливым наполненный сосуд;

Блистательный алмаз воды уж больно темной;

Тачальщик льстивостей и сплетен швец надомный;

Зарница на земле; беспечия символ;

Замызганный флакон для благородных смол;

К державе некое подобие довеска;

Звезда, берущая взаймы крупицу блеска.

Он родословье мнит подобием брони

Всем действиям своим: достоинством родни

Нередко числит он, что честь фамильной шпаги

На лжи воздвигнута, на проданной присяге;

Он к мудрости брезглив и холоден, ввиду

Того, что оной нет и не было в роду,

Ввиду того, что кость была и будет белой,

Хоть побирушничай, что вообще ни сделай;

Сие усвоил он по воле Божества

Мужицкая мораль примерно такова;

Сей плод - с того ствола, чей корень стал вельможен

За толстый кошелек иль меч, не знавший ножен.

Законным отпрыскам - одним почет и честь:

Бастардам низменным в дворяне бы не лезть,

Чуть что - воспрянет он и уж покажет силу:

Ублюдков чует он, как жеребец кобылу;

Во всех его речах - ни слова, кроме лжи,

Однако "лжешь!" - ему попробуй-ка скажи,

Он, кто подобных слов не слыхивал доселе,

Потребует, чтоб

ты готовился к дуэли.

Он восстановит честь, в безжалостном бою

Пролив чью-либо кровь, твою или свою.

Пустое мужество, обычай окаянства!

Почто внесло тебя в родимый край дворянство?

Кто к нам привез его из чуждых областей

Не чтитель чести тот, а форменный атей!

Отыщешь ли профит иль избежишь урона,

Блистая всякий день металлом эспадрона;

Уж то-то будет смел рубака в час, когда

За Авелеву кровь настанет час суда.

Потуги дерзости сколь будут неполезны,

В расплаты грозный миг пред зевом жадной бездны;

Кто, прежде чем в нее последний сделать шаг,

Во страхе не замрет - тот, стало быть, смельчак?

Нет, мнится мне, дуэль - сомнительное брашно.

Так страшно ль умереть? Вот жить - куда как страшно.

Он рад, коль небосвод воскресным утром чист:

Он наряжается и в бархат, и в батист

И в церковь движется кометою хвостастой,

Пред домом княжеским поди-ка не пошастай

Зачем тогда и жить? Он холит эту страсть,

Он в кнут преобразить свою умеет пясть,

Коль хочет разъяснить: прочь, смерды, покалечу!

Иль на прохожего, бредущего навстречу,

С вопросом кинется: "Отколе ныне ветр?"

О, здесь его конек! Он - ветрознатель-мэтр!

Кто глух к его речам - тому придется худо.

Бедняга спрошенный сообразит покуда,

Он сам же возвестит секрет: "С утра - норд-ост!"

Сие - гласит адепт, великий диагност!

Но в Божий храм идти он должен поневоле,

Где следует забыть о суетах юдоли.

Там исхитрится он спастись наверняка

От проповеданий - посредством парика:

Он мог бы подремать - однако спать не станет,

Иная в этот час его утеха манит,

Вот, кажется, его вниманье привлекло

Прелестниц городских немалое число,

Он озирает их, знакомых, незнакомых;

Как утверждает он - ему неведом промах,

Глаз у него что лик; вещает взор его:

Ах, я влюблен в тебя, живое божество!

С двух до семи три дня он ей мозги морочит,

В четвертый устает и продолжать не хочет.

И до иных побед он якобы охоч:

От века для бесстыдств укромой служит ночь.

Но предаются ль им не тайно, а при свете?

Он в понедельник, днем, сей путь вершит в карете,

Поступок утаить - ему не по уму,

Но глух ужли к молве? Мир попривык к тому,

Что делать ничего не хочется вельможе,

От страха заболеть - мороз дерет по коже,