Вечный слушатель
Шрифт:
Посредничает он меж тем и этим светом,
Воздать бы похвалу занятию сему,
Коль не влекло б оно во гробовую тьму;
Нет проку от лекарств - есть польза от моренья:
С могильщика процент он взыщет без зазренья.
Он примется лечить, лишь замаячит мзда,
Но размышлять при том не даст себе труда:
Зубная, скажем, боль - одна из худших казней
Проходит тем верней, чем средства несуразней,
Он не копается в премудром естестве
Что
Названья поменять - глядишь, случится чудо.
Он подает всегда одно и то же блюдо.
Но позаботится, чтоб новым был сосуд:
Среди святых и то - новейших выше чтут.
Капризы тоже впрок: для них стократ охотней
Врач обратит стопы к просторной подворотне
У дома Роскоши: его расчет таков:
Там кукла хворая средь злата и шелков
Лежит, закутана в заморские уборы.
– Здоровы ль, Госпожа?
– Нет сил на разговоры.
– Кружится голова?
– Вращается весь дом!
– Не мучит ли мигрень?
– Терплю с большим трудом!
– Желудок варит ли?
– Ах, право, в нем ли дело!
– Как с нижней стороны?
– Уж я забыть успела,
Что было и когда!
– А есть ли боль внутри?
– Все время, и урчит с зари и до зари!..
– Ну-с, выслушаем пульс. Не должно падать духом:
Фестинит несколько. Болезнь вселилась в брюхум!
Ректальный газ в кишках расширился весьма,
Творит перикулюм витальности ума
Вот радикс жалоб всем! Кишок покинув дебри,
Газ поднимается, чиня ущерб церебре,
Вертиго там царит хорибильное, - эст
Хворь должно истребить, и пер один присест!
Симптомы налицо, де-факто и де-визу.
Исчезнет кауза, коль газы снидут книзу:
Вернется статус кво! Мужайтесь, госпожа,
Я уврачую вас, все силы приложа.
Здоровью вашему не должно жить убытком!
Смирите, право, дрожь пред горьким сим напитком!
Но - пейте мой декокт, а более - ничей!
Адверсны снадобья у всех иных врачей!
Я буду девять дней ваш верный провожатый,
И льщу себя от вас услышать на десятый:
Здоровье! Ты со мной! Вернулся аппетит!
О прежней хворости мне мысль сама претит!..
Пофрыштыкает впрямь в десятый день больная,
Болезни липовой с минуты сей не зная.
Вам, горожане, сим примером дан укор:
В деревне бы сидеть тому, кто вправду хвор,
И лучше лекарь пусть вас лечит сельский, скромный,
Чем оный эскулап с латынью зуболомной.
Мне говорят, мол, так назначено в судьбе:
Тот спотыкается, кто учится ходьбе,
Тот заикается,
Стекольщик никогда ужели не раскокал?
Нет! Буду уважать скорее палача,
Что рубит яблоки, суть ремесла уча,
Что изрубить в щепу немало должен чучел,
Удар излишний чтоб казнимого не мучил,
И не был смертный миг сверх меры омрачен:
Бог милостив к тому, кто вправду обречен!
ПАЛАЧ
Он - мастер-смертедел; он - исполнитель права;
Последней горечи острейшая приправа;
Державного хлыста свинцовый налиток;
Живых колосьев жнец; головоруб-знаток;
В портных не числится, хоть виртуоз-раскройщик;
Он конопляных струй блистательный настройщик;
Возница ревностный к Хароновой ладье;
Коллега лекарю, а купно и судье;
Он - шеерез мирной: он хлеб свой добывает,
Он лишь по скудости житейской убивает.
Ему в наследный дар велит приять судьба
И ремесло, и щит фамильного герба
Со шлемом и листвой; о таковом символе
Есть предписание старинной княжьей воли.
Он от младых ногтей берется за труды,
С настила головы подъемлет, как плоды,
И смельчаков нагих привязывать к подмосткам
Он приучается почти еще подростком.
Пусть, мастером взойдя на эшафот впервой,
Еще обязан он утишить трепет свой;
Сие обыденно, понятно и знакомо:
На людях действовать совсем не то, что дома,
Порой витийствует в кругу семьи смельчак,
Среди безмолвных стен, но пред толпой зевак,
Стоящих вкруг него, он храбрым быть не смеет,
Теряет речи дар, глупеет и немеет,
Смутнеет взор его, кружится голова
И самая душа в нем держится едва;
(Друг другу мы страшны; недаром же веками
Друг друга звали мы свирепыми волками).
Простительно тому, кто, в зрящих сея страх,
Подобья Божий легко крушит во прах;
Пока немотствует, испуг тая глубокий,
Тысячерукий зверь, Народ тысячеокий.
Судья закон блюдет во всем, до мелочей.
Но недействителен закон для палачей,
Освистан будет он, побит камнями грубо
За лопнувшую вервь, за шею вполразруба;
Во мрак узилища, в железины оков,
Сокрыта Истина за тяжких семь замков,
Палач - заступник ей: он верен и испытан,
Железный панцирь лжи ломает и сверлит он,
А Истина лежит, чуть брезжа в глубине,
Гноима казнями, терзаема в огне.
Он истомлен жарой, зане к работе жаден,
Послушен как топор и столь же сердцем хладен.