Вечный воин
Шрифт:
Само собой, западные римляне объявили о своей грандиозной победе. Количество убитых гуннов, которых они называли скифами, по одним сведениям составляло сто шестьдесят пять тысяч, по другим и вовсе триста тысяч. Так понимаю, что «скифами» посчитали всех погибших, в том числе и тех, кто воевал на стороне римлян. Вторую цифру даже обсуждать не буду, но и по первой у меня есть большие сомнения. Ширина поля боя была около километра. Пусть полтора. Значит, одновременно с каждой стороны могло сражаться по полторы тысячи человек. Если каждый убивал врага в среднем за десять секунд, что маловероятно, и бой продолжался часов семь, то все равно погибло бы сто двадцать шесть тысяч, на четверть меньше. Только вот убивали не двое, а кто-то один из стоявших друг напротив
Подозреваю, что байка о фантастическом количестве погибших скифов и разрушила планы Флавия Аэция породниться с императором Валентинианом Третьим. Любой здравомыслящий человек, узнав, что врагов погибло так много, сделал бы вывод, что ближайшие лет пятнадцать-двадцать нападения кочевников можно не опасаться. Как бы их ни было много, как бы плодовиты ни были гуннские женщины, восстановить такое большое количество воинов быстрее не получится. Если император Валентиниан сам не додумался до этого, то ему наверняка подсказали. А раз нет опасности ни со стороны скифов, ни со стороны западных готов, то и надобности во Флавии Аэции тоже нет.
Эти выводы я сделал зимой в Константинополе, основываясь на сведениях, которые доходили из Рима и муссировались аборигенами. Тогда у меня и появилось предчувствие, что скоро опять придется идти на войну. По слухам, Флавий Аэций — настырный мужик, поэтому будет делать попытку за попыткой, пока не добьется своего, а главным его пугалом были гунны, которыми командовал друган Атилла. К началу весны я приготовился к походу, даже не поехал в имение, которое на русский манер называл дачей. Жена тоже осталась со мной в Константинополе. Она опять беременна. По этому поводу у меня иногда возникают вопросы: а не встречал ли я своих потомков в будущем? не убил ли кого-нибудь из них?
Весна уже заканчивалась, и, по настоянию Ирины, мы собирались все-таки перебраться на лето в имение, когда меня навестил константинопольский купец, торговавший с гуннами, и передал привет от Эдекона, который возжелал увидеть меня, чем быстрее, тем лучше. Я выругался смачно, используя сокровенные запасы русского языка, и крикнул Радомиру, чтобы готовился в дальнюю дорогу.
— Опять война? — испуганно спросила жена.
— Да, — подтвердил я.
— С нами? — задала она более важный вопрос.
— Скорее всего, с Римом, — ответил я, — но если с вами, сразу возвращайся в город.
Тяжело вздохнув, она вымолвила:
— Хорошо, — и всхлипнула.
За несколько лет совместной жизни мы настолько измотали нервы друг другу, что уже не обижаемся на оскорбления и обвинения. Причем Ирине в этом плане достается больше. Каждый ведь ругается на родном языке. Только вот латынь, на которой чаще всего выражаю свое крайнее недовольство, для меня чужая, я не чувствую острую глубину проклятий и когда произношу их, и когда сыплются в мой адрес. Ирина, слушая меня, корчится от внутренней боли, а мне и ее ругань, и моя по барабану. Изредка, правда, когда очень уж достанет, перехожу на русский, который она считает смесью гуннского и германского, не понимает и не чувствует, поэтому слушает даже с некоторым интересом. Пару раз пробовала повторить, но произносила неточно и с сильным акцентом, что вызывало у меня смех и бесило ее. При этом, как только жена узнает, что уеду надолго, сильно расстраивается, прям до слез. Дереву легче без лианы, а лиане без дерева печаль.
37
Город
Гуннской армия прибыла к стенам Аквилеи по восточной дороге. Город обложили со всех сторон, насколько это возможно на болотистой местности. К штурму готовились неторопливо. Мне опять показалось, что Атилла понятия не имеет, надо захватить город или нет? Видимо, Флавий Аэций тоже пока не знает ответ на этот вопрос. Гунны должны всего лишь испугать императора Валентиниана Третьего, чтобы тот заценил великого полководца-прохиндея. Может быть, хватит одного появления кочевников возле Аппенинского полуострова. Если нет, тогда придется пожертвовать Аквилеей. Флавию Аэцию не впервой делать это — уже дважды приводил сюда гуннов.
Осадными работами занимаются рабы, которые до недавнего времени были крестьянами в этих местах, и наша пехота. Это отряды из самых разных племен, в первую очередь германских, пришедшие к Атилле сразу, как только услышали, что он собирается захватить Рим. Сам шаньюй ни разу не обмолвился, что идет завоевывать столицу Западной Римской империи, но подданные лучше знают, что у него на уме. Несмотря на огромные потери в сражении на Каталаунских полях, желающих принять участие в новом походе было, хоть отбавляй. Для простых парней из лесных деревень это возможность повидать мир и стать богаче и знаменитее. В это трудно поверить, но многие идут на войну только ради того, чтобы было, чем похвастаться. Вернутся в свои медвежьи углы и начнут рассказывать, какие они крутые перцы, как разили врагов направо и налево. Если еще и на коне приедут да с богатыми трофеями, то и вовсе станут первыми парнями на деревне. Ради этого стоит рискнуть.
Пока что пехотинцы насыпали подходы к крепостным стенам через болотины, каналы и ров. Работали споро. Все-таки деревенские, приученные к тяжелому физическому труду. Командовал работами западный римлянин, служивший когда-то командиром саперов в армии. То ли у него какие-то личные обиды на своих соотечественников, то ли просто решил подрубить деньжат — не знаю, однако делал все грамотно. Можно сказать, что через болота и каналы прокладывали римские дороги высокого качества, пусть и шириной только под осадную башню, восемь штук которых сколачивали под руководством другого командира, восточного римлянина.
Я увел свой отряд подальше от города, на небольшую возвышенность, покрытую виноградниками. Эта ягода любит сухую почву. Конница все равно не участвует в осадных работах. Если мы вдруг понадобимся для какого-нибудь другого дела, Эдекон знает, где нас искать. Мы, как обычно, занимаемся добычей пропитания для всей армии, грабя окрестные деревни. Вскоре поблизости выгребли всё, пришлось ездить далеко и надолго. Иногда я не видел некоторых своих подчиненных по два-три дня. Зато возвращались они, нагруженные едой и прочей добычей, десятую часть которой исправно отдавали мне. Впрочем, я брал только золото, серебро и драгоценные камни, которые в крестьянских домах водятся редко, а всё остальное возвращал.