Вечный зов. Том II
Шрифт:
— Уже выбраковали всё, что можно. И даже сверх того.
Наконец Полипов прибег к самой крайности:
— Слушайте! Вы коммунисты или нет?! Вам нужны или не нужны партбилеты? Ты, Савельев, кажется, не так давно его и носишь?
— А вот тут не пугайте! — почти закричал Савельев. — На что намекаешь? Что когда-то в банде Кафтанова был? За то получил своё — отсидел… Сколько раз пугать этим можно? Он ведь, партбилет, красный, кровью омытый. В том числе и моей. — И он тряхнул своим протезом.
— Не к лицу вроде так-то, Пётр Петрович, секретарю райкома, — спокойно проговорил Поликарп Кружилин,
Полипов и сам понял,
— Ладно. Соберём на той неделе бюро и поставим на этом точку. Прошу быть без опоздания. К двум часам. В пятницу. А пока за вашу антигосударственную практику в мясозаготовках… да, да, а вы как думали? Именно за антигосударственную… разделаем вас на весь район. Под орех!
Но когда Полипов дал такое задание Василию Кружилину, тот наотрез отказался:
— Не буду. Ни под орех, ни под дуб.
Разговор происходил по телефону, в трубке что-то булькнуло, — видимо, Полипов от неожиданности проглотил слюну.
— То есть как не будешь?! — прохрипело в трубке. — Из родственных соображений, что ли?
— Несправедливо это. Я уже раз бил Савельева статьёй по голове. До сих пор этот номер газеты жжёт мне руки. Но тогда я кое-что не понимал.
— Теперь, значит, понимаешь?
— Стараюсь, во всяком случае, понять.
— То-то, вижу, расшаркиваешься перед Савельевым этим.
Вскоре после разговора с отцом Василий напечатал большую статью о безупречной организации работ на вспашке паров в колхозе «Красный партизан». Отец при встрече сказал, улыбаясь: «Гляди-ка… А я был уверен, что тебе не хватит смелости извиниться перед Иваном… Прости, сынок». Сам Иван Савельев, как и после первой статьи, ничего не сказал, только крепче обычного пожал руку. И потом Василий время от времени помещал положительные статьи в газете о «Красном партизане». Это Полипову явно не нравилось, хотя секретарь райкома ничего о них не говорил и лишь минувшей осенью, приехав в «Красный партизан» за Савельевым, весело и будто дружески подковырнул: «Частенько, частенько о ваших геройствах газетка пишет». Было ясно, кому и с каким смыслом адресуются эти слова. И вот теперь снова: «Вижу, расшаркиваешься перед Савельевым». Что ж, всё становится ещё более ясным, отчётливым, определённым.
— Я не расшаркиваюсь, Пётр Петрович, — как можно спокойнее проговорил Василий, хотя внутри у него всё кипело. — Я просто знаю, что такой план не под силу «Красному партизану».
— Ну-ну, хорошо, — многозначительно произнёс Полипов. — В следующую пятницу прошу и тебя быть на бюро. В два часа. Попробуем разъяснить тебе, что ты знаешь, а чего ещё не знаешь…
…И вот наступила пятница.
Странное это было бюро.
Во-первых, Поликарпа Кружилина, Ивана Савельева и Василия около часа держали в коридоре перед кабинетом Полипова. Там, за дверями, первый секретарь райкома совещался о чём-то с членами бюро. Иногда сквозь обитую чёрным дерматином дверь доносились приглушённые голоса. И хоть слов разобрать было нельзя, все трое догадывались, что совещание протекает довольно бурно.
Во-вторых, когда Поликарпа Кружилина, Ивана Савельева и Василия пригласили в кабинет, им не дали сказать и слова. Просто Полипов встал и начал ровным, не предвещавшим ничего хорошего голосом:
— Мы тут посоветовались в бюро и решили: дебатов разводить не будем.
Иван Савельев был всё в той же старенькой гимнастёрке, в которой Василий видел его в первый раз. И, как в тот раз, он лишь часто оглаживал усы.
Отец сидел не шевелясь, положив на колени свои большие руки, словно собирался фотографироваться.
— Мы тут долго говорили сейчас обо всём этом, — продолжал Полипов. — Членам бюро не хотелось бы думать, что это сознательная линия. — Помолчал и выразительно подчеркнул ещё раз: — Не хотелось бы! Товарищи, видимо, просто заблуждаются, недооценивают важности наших задач… И товарищ Кружилин, наш молодой редактор, заблуждается. Мы не думаем, что он пошёл на поводу у Савельева и своего отца, так сказать, из родственных побуждений просто многое ещё недопонимает. И наш долг, долг старших товарищей, объяснить это ему, помочь понять ему свои ошибки…
Секретарь райкома говорил ещё минут десять. Кончил тем, что всех, мол, надо бы строго наказать. Но поскольку у Савельева выговор уже есть, можно в отношении его ограничиться на этот раз строгим предупреждением, зато парторгу теперь уж записать выговор, и полновесный. И пусть оба хорошо подумают, чем всё это может кончиться. А редактору, хотя он заслуживает строгого наказания, просто поставить на вид…
Кончив речь, Полипов тут же закрыл бюро.
— Так и не дашь мне ничего сказать? — спросил Поликарп Кружилин. — Не в своё оправдание, а просто ещё раз хотел бы высказать членам бюро своё мнение о тебе…
— Мнение твоё обо мне всем известно, Поликарп Матвеевич. И бюро уже закрыто. До свидания, а ты, Василий Поликарпович, останься. С тобой я хочу ещё поговорить. Ну, что ты стоишь, Поликарп Матвеевич? Всё с тобой.
Кружилин, поглядев на сына, повернулся и вместе с другими вышел, сгорбив спину. Пока люди выходили, Полипов приводил в порядок бумаги на своём столе. Потом спросил как ни в чём не бывало у Василия:
— Как думаешь, не напрасно мы так мягко с Савельевым? Может, стоило ему ещё один выговорок? Для симметрии?
— А ловко ты это моего отца при мне, его сыне, — усмехнулся Василий. — С ним, значит, всё?
— Василий Поликарпович! Партийная работа не игра в бирюльки. Приходится иногда жёстко поступать.
— Ну да, ну да, — оглядывая с каким-то любопытством Полипова, вяло произнёс Василий. — Партийная работа… Выговорок для симметрии…
— Ничего, хватит ему одного. Теперь покладистее оба будут. Всё равно скот зимой кормить будет нечем.
Василий всё смотрел, смотрел на Полипова.
— Ты чего это? — не выдержал наконец тот.