Ведьма и зеркало

Пьянкова Карина Сергеевна

Мама вздохнула и принялась убирать со стола.

— Их было трое друзей, один перспективней другого. Левин, Павлицкий, Одинцов. Мушкетеры, чтоб их всех. Один за всех и все за одного. Умные, одаренные. Вместе начали работать в Инспекции. И Павлицкий из них троих был самым хитрым, самым мерзким. Однажды ему пришла в голову замечательная идея по поводу того, как повысить свою раскрываемость. Он просто решил сам их… ну, если не создать, то спровоцировать. Подбил нескольких молоденьких идиотов из наших, нашептал в уши. Они не знали, что "мудрые советы" им дает инспектор.

Стали баловаться черным колдовством, а тут, как понимаешь, коготок увяз — всей птичке пропасть. А потом Павлицкий триумфально задержал всю группу черных колдунов, взял с поличным. Что было дальше, сама понимаешь.

Я и понимала. Мораторий на смертную казнь, не было его на нашей стороне мира, той, которую не видели обычные люди. Ну, пропали люди. Так бывает, что люди пропадают. Полицейские положенное время поперекладывают бумажки с одной стороны стола на другую, но, конечно, ничего не найдут. Да и искать не станут всерьез. Мы живем по другим законам.

— А что Павлицкий? — помертвевшим голосом задала я самый важный вопрос.

Мама передернула плечами, даже не глядя в мою сторону.

— Да что с ним сделается? Дураки те, конечно, выложили все, что приходил, рассказывал… Но так мало ли какие бредни приходят в голову черных колдунов? Наговаривают на порядочного мага, вот и все. Их и слушать никто не стал, — буднично, безо всякого надрыва продолжала свой невеселый рассказ. — А Павлицкий по служебной лестнице поднялся, да еще на несколько ступенек. Такой и через тебя перешагнет — не заметит.

Каждое слово казалось кислотой, которая капает на кожу.

Разве можно вот так поступать? Настолько подло, настолько жестоко…

— Ты не пыталась помочь этим бедолагам?

Мама замерла, словно ее ударили.

— Эх, Сонька… Чем черным уже поможешь? Тут помилования нет и быть не может. Павлицкого я пыталась вслед за ними отправить. Да только толку не было. Не докажешь, что это он им подбрасывал идеи. Никак не докажешь.

Жизнь бывает и жестокой, и подлой, и очень, очень несправедливой. Поэтому я и сторонилась ее, застыв в своем ожидании на долгие годы. Лучше не знать о том, какая на самом деле жизнь, какие на самом деле люди. Пока я никого не вижу, проще верить, что мир не такой кошмарный, каким он и является.

Но как Павлицкому совести хватило поступить так? Точнее, ее отсутствия.

Конечно же, я не могла говорить о невиновности тех, кого Павлицкий так легко отправил на смерть. Они сами выбрали свой путь и за это поплатились, но разве нет вины за тем, кто им этот путь показал, вывел на него?

Но правосудие в руках магов, не колдунов. Поэтому и приговоры выносят нам, а не магам. Они почти неприкосновенны.

— И Павлицкий с Левиным большие друзья… — осторожно, будто каждое слово пробуя на вкус, произнесла я.

Скажи мне, кто твой друг… Что же, дружба Кирилла Левина с Никитой Павлицким говорила о надзирающем инспекторе только дурное.

— Как ни странно, да. Эти двое друзья, — кивнула моя родительница.

Папа нахмурился.

— Или, наоборот, вовсе не странно. Нужно, чтобы

рядом с Соней постоянно кто-то находился. Нужно, чтобы всегда нашлись свидетели, которые могли бы подтвердить, что именно и когда делала наша дочь.

Мать кивнула, соглашаясь.

— И хорошо бы это были не мы с тобой, Андрюша. Сам знаешь, показания родителей всегда ставятся под сомнение.

Все верно, но кто именно? Друзей у меня не так чтобы много, и далеко не каждому можно навязать свое общество на двадцать четыре часа в сутки. Разве что…

— Вернусь снова к Яне. Поживу у нее, — сказала я, немного успокоившись. — Ей со мной будет веселей, а у меня появится стабильное алиби. Пусть она и близкая подруга, но не родственница же.

Если, конечно, после впечатляющего общения с моей мамой Яна вообще пожелает со мной разговаривать. В аэропорту наговорили моей подруге много чего такого, что она может припомнить.

— Ну, к Янке можно. Костик говорил, к тебе Левин уже заходил. Значит, мог что-то и притащить. А вот у нее квартира чистая. Звони этой курице. Пусть тебя забирает. С чемоданом. И от нее ни на шаг, тебе ясно?

Яна, как и подобает настоящей подруге, согласилась снова принять меня под своей крышей, разве что маму мою ругала на чем свет стоит и требовала предоставить расписку, что именно мать меня к ней, Яне, и направила для проживания. Я только улыбалась. Все равно не поможет, случись что.

От мысли, что ближайшее время проведу с подругой, на душе стало легче. Свобода. Да, относительная, да, с Левиным, который будет все также стоять над душой, но свобода. Из родительской квартиры я уходила, с трудом удерживаясь от счастливой улыбки.

— Ну, могла хотя бы изобразить, что тебе грустно с родителями расставаться, — проворчала мама, целуя меня на прощанье. — Езжай уже. И сиди у Янки своей тихо, как мышь, понятно? Ни на шаг от подруги? В идеале, можете еще и фотографироваться каждые три минуты для надежности. Кажется, это модно…

Вот только в любви к селфи меня сложно упрекнуть.

— Хорошо, я буду очень осторожна.

Яна ждала меня в машине у подъезда, подниматься к родителям она отказалась категорически. Несмотря на то, что более позитивного человека, чем моя подруга, найти было сложно, назвать ее образцом христианских добродетелей точно никто бы не назвал. Так просто прощать мою маму Яна не собиралась.

— Надзирающую сволочь уже предупредила? — сварливо поинтересовалась подруга, заводя машину. — А то будет бегать по всему району.

Я пожала плечами. Наверняка мать предупредит инспектора, что я съехала от них с отцом. Ну, и сама я собиралась позвонить Кириллу Александровичу и сказать о том, где буду жить в ближайшее время. Лучше проявить добрую волю, возможно, это вернет хоть каплю его доверия.

Хотя кого я обманываю, в самом деле? Кажется, для инспектора дело принципа не верить всем, а особенно мне. Чем же я так не угодила Кириллу Александровичу?

Или не я ему не угодила? Но кидается на меня Левин с таким рвением, будто это все очень и очень личное.