ВЕДьМА, мэйд ин Раша!
Шрифт:
— Знаешь, когда я приехал в Москву впервые, чему я был крайне удивлен? — неожиданно спросил Сергей. — Из-за множества неоновых рекламных вывесок там практически не видно ночью звезд. Можешь себе представить, насколько звезда значимее, чем какая-то реклама, тем не менее, свет звезд кажется бледным, когда все вокруг расцвечено неоном. Тебе кажется, что твои подруги затмевают тебя, хотя твой внутренний свет тысячекратно ярче.
— Значит, Вы… ты приехал из Москвы? — попыталась перевести тему Елена. Синие глаза слегка сощурились.
— Ты не хочешь говорить о себе?
— Это скучно. Я про себя все знаю, и в этом нет ничего такого, что стоило бы разговора. А ты здесь странный гость.
— Я бы поспорил…, но желание леди — закон. Поговорим о прекрасном, то есть — обо мне.
Елена хихикнула. – Да, я действительно приехал из Москвы. Я там учусь, а сюда,
— Какое отношение драконы могут иметь к дипломной работе?
— Я изучаю культуру и фольклор. Тема моего диплома — образ змеи в мифологии. Так что драконы тут играют весьма значимую роль. Ты когда-нибудь задумывалась, близкородственный образ присутствует во всех культурах мира?
– Да, но очень по-разному. Условно можно разделить образ драконов на две группы: восточные — воплощение мудрости и благожелательные к человеку справедливые советчики, и драконы западного типа — огнедышащие хищники, весьма условно разумные, и почему-то испытывающие гастрономическую тягу к девицам. Правда, сейчас во многих книгах образы смешиваются…
— А истина, как обычно, оказывается где-то посередине. Так же, как Россия — не восток и не запад, здесь можно раскопать кое-что, более близкое к первоистокам. На самом деле общие моменты можно найти в самых противоречивых толкованиях образа Змея. Даже в христианстве, где, казалось бы, это толкование сугубо негативно, можно заметить, что Змей в Райском саду был стражем не ларца Пандоры, наполненного пороками, болезнями и бедствиями, а именно ЗНАНИЯ, то есть, как и в язычестве, выступал тем самым мудрым советчиком. Образ дракона, хранящего древние сокровища, идет оттуда же. Поскольку истинное богатство, это не какие-то там кружочки из драгметаллов, и не блестящие камешки, самое ценное, чем можно владеть — это именно знания. Что до девиц… В любой сказке рыцарь едет за тридевять земель, дабы забрать у чудовища похищенную девицу. Если бы ее планировали съесть, разве упомянутая девица дожила бы до прихода освободителя? Кроме того, говорить о похищении… Средневековое христианство ведь осуждало не только знания. Вернее, даже не осуждало, а скорее, монополизировало, как удел только лишь избранных. Гораздо более жестким было осуждение… скажем так, проявления чувств. Змеев постоянно обвиняли в том, что те обладали способностью разжигать страсть в людях, якобы подчиняя себе тем самым их души. Так что «похищаемые» девицы в большинстве случаев бежали сами: от быта, от родителей, от строгих правил, от выгодных замужеств… это мало кому нравилось. То самое «искушение». Кстати, ошибочно говорить только лишь о девушках. Существовали и женщины-змейки, не хуже очаровывающие мужчин. Они крупнее и сильнее Змеев, у многих видов рептилий самки — доминирующая половинка. Возможно, именно поэтому Змеи куда лучше человеческих мужчин знают, как надо вести себя с женщинами. Просто тогда общепринятым мнением было, что женщина — существо по природе слабое и падкое на соблазны, мужчины же имели право о некоторых аспектах не распространяться. Образ Огненного Змея в мифологии славян — один из наиболее древних. Одно из самых простых объяснений: древние язычники принимали за летающих змеев спиралевидные отсветы шаровых молний. Правда, теперь кое-кто уверяет, что эти молнии — тоже своеобразно живые и даже разумные существа, но об этом я ничего сказать не могу.
— А почему Вы… ты выбрал такую странную тему для изучения?
— Трудно ответить однозначно. Вот, взгляни.
Елена так и не поняла, откуда у него в руках появилось это украшение, узкие брюки и даже плащ Сергея были сшиты точно по фигуре — карманов там не наблюдалось. Носить этот браслет на собственной руке он тоже вряд ли смог бы: несмотря на изящество и узкие запястья, мужские руки все же были для этого чересчур крупными. Однако задумываться на эту тему как-то не тянуло, вместо этого девочка заворожено рассматривала свернувшегося спиралью золотого дракончика. Дракон был ближе к восточному образу: длинное змеиное тело и совсем маленькие когтистые лапки (западные драконы куда больше напоминают мутировавших ящериц, чем змей) – и, несмотря на явную старину браслета, выполнен с потрясающей точностью, до коготка и чешуйки. Казалось, дракончик вот-вот
— Потрясающе! — наконец искренне ахнула Елена, сообразив, что замирать с раскрытым ртом глупо да и не слишком-то вежливо.
— Наша семейная реликвия. Не буду утомлять подробностями, как ее удалось сохранить в эпоху всеобщей национализации… Именно поэтому я когда-то захотел узнать про Огненных Змеев побольше. Любопытство — это ведь вовсе не стремление познавать окружающий мир. Это — тяга узнать самого себя, отражаясь в мире, как в зеркале. Поэтому я и не согласился с тобой, когда ты сказала, будто знаешь о себе все и не видишь тут ничего интересного. Стоит лишь копнуть поглубже… Что тебе известно о твоих предках, Елена?
— Ничего, — внезапно помрачнев, покачала головой девочка, вспомнив… не самое приятное. Расстройство из-за Матвея, заваленная математика… все это были мелочи. А осенняя депрессия Елене всегда даже нравилась. Но в этот раз… в этот раз у ее маленького и довольно скучного, но уютного и привычного мирка была причина рассыпаться, словно карточный домик. Она еще ни с кем об этом не разговаривала, даже с Маргаритой, и не была уверена, что вообще когда-нибудь заговорит. —, но разве это имеет какое-либо значение? Моя жизнь остается такой же, какой и была всегда, несмотря… ни на что?
Сергей бросил в ее сторону короткий взгляд, но, почувствовав, что девочка не готова развивать эту тему, не стал ничего спрашивать. А ведь с ним можно было бы поделиться. Сергей нездешний и вряд ли в Вересково надолго. Как в песне: «Расскажи мне о себе, я — никто в твоей судьбе…» Обидно. Очень обидно, хотя Елена, при всей своей мечтательности, не питала иллюзий на этот счет. Сергей возник в ее жизни, как прекрасный сон, так же и исчезнет… Ему можно рассказать такое, чем с местными не поделишься из опасения — среди них придется жить и дальше. Жить так, словно ничего и не менялось, когда что-то все же изменится. Приемный ребенок. Елене исполнилось четырнадцать и ее родители решили, что можно уже рассказать ей правду. Зачем — непонятно, ведь эта правда действительно ничего ни для кого не меняла. Подкидыш… Люди, вырастившие девочку, не были ей родными. Конечно, Елена любила их теперь ничуть не меньше, чем еще вчера, до шокирующего откровения, напротив, следовало бы теперь быть им гораздо более благодарной. И они любили ее… по крайней мере, в этом трудно было усомниться… «Что ты знаешь о себе? О своем прошлом? О своих предках?» Ничего…
— Добрый вечер! — внезапно послышался голосок, который меньше всего хотелось бы слышать, когда говоришь, или даже думаешь о своих сокровенных тайнах. Но у сестричек Сорокиных, нарядившихся для карнавала кикиморами (грима почти не понадобилось…) именно на чужие секреты был нюх, как у ворон на падаль. Хотя Елену Крыся и Фима даже вниманием не удостоили — оно было целиком поглощено незнакомым (им! Местному «рупору гласности» — и незнакомым) красавчиком. Сергей обворожительно улыбнулся и вежливо ответил на приветствие. Круглолицая Ефимия покраснела даже сквозь зеленоватый грим и спряталась за спину старшей сестры, однако Кристину так легко было не смутить.
— Вы в нашем городишке на каникулы или по делам? — демонстрируя в улыбке мелкие острые зубки, осведомилась Сорокина-старшая. — Мы случайно расслышали, что Вы из Москвы… Что-то Вы говорили о семье Ленки?
— Я адвокат. Одна женщина объявила Елену своей единственной официальной наследницей, но, поскольку девушка несовершеннолетняя, а ее родители в завещании никак не упомянуты, тут возникли некоторые трудности. Я здесь, чтобы их решить.
Первые вересковские сплетницы замерли соляными столбами, не в силах поверить как своему счастью, так и тому, что едва не пропустили столь невероятное событие. Сорокины были из тех, кого можно назвать «очень честными вралями»: они не утаили бы ни слова правды, но правда эта в их изложении обрастала такими немыслимыми подробностями и нюансами, что напоминала после этого саму себя примерно как картина позднего Пикассо — оригинал. О, Елена ничего не имела против, художник «так видит». Сорокины, по сути, тоже «так видят» — и уверены, что страдают всю жизнь за правду. Им, за их правду, не реже, чем дважды в неделю кто-то да пытался носы расквасить…