Ведьма по назначению
Шрифт:
Тэя, низко наклонившись, нырнула в темноту. Постояла минуту, приспосабливаясь к полумраку. Небольшая, со скромным убранством коморка. Курная печь в углу. Под потолком пучки трав. На столе у печи котел, из которого валит пар. Кузнечика, некрасивая, сухая, как жердь, сорокалетняя баба стояла над ним и, тихо нашептывая, бросала по щепотке в зелье какой-то порошок.
Тэя не мешала, догадалась по запаху и желтоватому пару, что знахарка готовит сильное приворотное зелье.
Бросив последнюю щепоть, Кузнечиха отряхнула руки
А Тэя потянула за нить, окунулась в темноту чужого зрачка и полетела в прошлое Кузнечихи, как в омут упала:
… Город, в котором когда-то жила Кузнечиха с матерью, звался Кордонным. И стоял он на границе с гномьими территориями. Рядом с городом находилась сторожевая крепость, в котором разместилась одна из больших застав стражей-пограничников.
… Тощая неуклюжая девчонка с острыми, как у кузнечика, коленками и локтями, выглянула из-за забора. Огляделась воровато и, не увидев никого из своих врагов, осторожно выступила из своего укрытия.
— Родейка, Родейка — голова, как бадейка! К кузнецу ходила, нос укоротила!
Тут же раздалось со всех сторон!
— Кузнец нос укоротил, да хвост Родейке приварил! У Родейки плечики, что ножки у кузнечика!
Вокруг девчонки собрались соседские мальчишки и принялись хватать ее за полы платья и рукава.
— Кузнечиха — молотиха, прыг да скок — знай свой шесток!
Девчонка бросилась на обидчиков с кулаками. А они и рады: повалили на пыльную дорогу и принялись швырять в нее гнилыми яблоками, крича обидные дразнилки.
Родейка лежала, сжавшись во вздрагивающий от ударов комочек, и шепотом проклинала своих обидчиков.
Вдруг задиры смолкли и бросились врассыпную. Родейка отняла от лица замызганные в гнилье руки и увидала мелькавшие по дороге пятки ребятни. Потом подняла глаза на своего избавителя и обомлела. Перед ней, опираясь на клюку, стояла ведьма и смотрела на нее жуткими черными глазами.
— Пойдем-ка со мной, — прошамкала старуха, а заметив ужас на лице девочки, добавила, — да не боись, научу, как обидчикам отпор дать.
Родейка подумала, подумала и согласилась. Пусть лучше старая ведьма в котле сварит, чем жить так, как она живет. С тех пор как погиб ее отец и матери пришлось идти в работницы к богатому купцу, Родейка была предоставлена сама себе. Поначалу все было хорошо: и ребята в игры зазывали, и девчонки с ней дружили. Но проснулась у Родейки тайная страсть, с которой не могла она бороться, как ни старалась. Где бы она ни была, с кем бы ни играла — не могла устоять перед кражей мелких и никому, по сути, ненужных вещиц. То старую заколку у подружки стянет, то кость игральную, уже треснутую, у мальчишки тиснет. И как бы ни обещала себе, как ни божилась, что больше никогда и ни у кого ничего не украдет, а не могла избавиться от пагубной привычки. Вот и стали ее сторониться да дразнить.
Старая
Сначала не поверила Родейка, что простые слова могут кому-то за обиду отомстить, но проклятушки выучила.
Ведьма, провожая ее со двора, пригласила приходить, не стесняться. И про урок не забыть, а набраться храбрости и проверить, как работают ее шутки-заговоры.
Наутро Родейка вышла из дому и уселась у ворот на лавочке.
— Эй ты, Кузнечиха — воровиха, по траве скакала — у муравья дохлого жука украла! — из-за забора прокричал дразнилку соседский мальчишка Бранн.
Но Родейка даже головы не повернула. Сидела и спокойно лузгала семечки, выковыривая их из огромной шляпы подсолнуха.
Обычно Родейка после дразнилок сразу во двор убегала и не выходила на улицу, пока не убедится, что поблизости никого нет. Но не сегодня. Странное поведение соседки удивило Бранна, и он выскочил на улицу, чтобы еще сильней задеть девчонку.
— Воровка, воровка, хороша твоя сноровка. По городу шла — у быка хвост увела!
Родейка еще ночью решила, что проверит ведьмовские заклинания, и теперь только ждала удобного момента. Как только мальчишка подбежал поближе, она посмотрела на него в упор и негромко проговорила:
— Шип тебе на язык! Чтобы три дня ни слова, ни полслова сказать не мог!
И Бранн словно подавился следующей обзывалкой. Замотал головой, как молодой бычок. Рот открыл, а голоса-то и нет. И язык у него внезапно опух, посинел, как будто и впрямь занозу вогнал.
Родейка от удивления сама рот открыла да так и сидела, пока Бранн домой не убежал.
Этот день был самым радостным в ее жизни. Все, кто хотел ее обидеть, наказаны были. У кого ноги отнимались, кого тошнить начинало, кто из уборной целый день выйти не мог, а кто икотой до вечера давился.
Через несколько дней бывшие обидчики стороной Родейку обходить стали, безошибочно сопоставив свои внезапные хвори с нападками на нее.
И зажила с тех пор Родейка — лучше не бывает. К ведьме каждый день бегать стала. Та охотно учила ее своей науке. Но не было в них добра и света. Умело разжигала старуха в сердце девочки ненависть и злобу на людей. Пользовалась ее одиночеством и обидами.
К четырнадцати годам заневестилась Родейка. Да только парни на гульбищах городских стороной ее обходили: недобрая слава — хуже отравы. А Родейка к тому времени уже многое умела. И порчу, и болезни навести, сглаз на ребенка кинуть, ссоры с ненавистью в семью какую подпустить. Лихо да Кумушница стали ее лучшими подругами. Злыдни и Сухотка — постоянными спутниками. Все больше замыкалось сердце девушки, все больше темнела ее душа. Уже не могла она прожить без недобрых дел: завладели ее душой и телом темные бесовские силы.