Ведьма с дипломом ищет работу

Фирст Наталья

— Соберитесь, — нарушил молчание Казик, — скорее всего, что этот вопрос станет последним. Подумайте, что важного нам нужно узнать.

— Можно я? — Опередил всех Бадди.

На него посмотрели с явным недоверием. Никто не ожидал от парня ничего путевого. Сэр Генри покачал головой, и Марго подумала, что сейчас студенту объяснят, чтобы не лез, куда не просят, Но Бадди всех удивил.

— Я считаю, — произнес он многозначительно, чем вызвал усмешку Казика, — ваш конюх вышел из дома не просто так. Он что-то услышал. Или кто-то его позвал. Пусть покажет из-за чего пошел в парк.

Скептицизм на лицах

сразу поугас.

— Очень даже может быть. — Согласился лорд Орчей. Молодец Бадди.

Парень довольно улыбнулся и подмигнул Марго. На этот раз по-дружески, без намека на фривольность. А фамильяр не стал дожидаться общего одобрения и задал вопрос, слегка его переиначив:

— Герман, что заставило тебя выйти в парк?

Лицо мертвеца застыло, окаменело. Потом вдруг начало выцветать, меркнуть… Словно решило оставить последний вопрос без ответа.

Марго невольно вытянулась вперед, точно хотела придвинуться к зеркалу как можно ближе, чтобы не упустить ни единой подробности. Казик сжал ее ладонь крепко, до боли, и довольно резко дернул назад, приводя в чувства.

— Прости, — прошептала ведьмочка. — Увлеклась…

Фамильяр кивнул. А зеркало как-то сразу переключило картинку, и присутствующие увидели одну из комнат дома. Совсем небольшой кусочек. По скромной обстановке не трудно было догадаться, что помещение находится в крыле для слуг. И сэр Генри не замедлил подтвердить догадку:

— Это комната Германа. — Сказал он громким шепотом.

Он хотел еще что-то добавить, но Казик одернул:

— Смотрите, все разговоры потом.

И спорить никто не стал. Был в зеркале и сам конюх. Он стоял у окна, спиной к зрителям, опершись двумя руками о подоконник, и что-то разглядывал в глубине парка, в густой черноте весенней ночи. С затылка, плеч и спины его безжизненно свисал целый пучок черных оборванных нитей. Оканчивались они где-то на уровне колен. Превращались в дымку, таяли жутким туманом. Казалось, что Герман, повинуясь абсолютно дикой прихоти, отрастил себе длинные волосы.

Марго с трудом оторвала взгляд от черной гривы и уставилась в сад. Но, как она ни старалась, ничего особенного увидеть там не смогла. И неожиданно разволновалась. Неужели все, что они затеяли было напрасно? Неужели лорду Орчей ничего не удастся доказать? Девушка отвлеклась от ожившего прошлого и бросила тревожный взгляд на Казика. Тот успокаивающе прикрыл глаза, губы его беззвучно произнесли:

— Жди.

И она снова посмотрела вглубь зеркала. Там произошли перемены — Герман успел открыть окно и сел на подоконник. В открытый створ ворвался ветер. Кошмарные нити ожили, зашевелились, вытянулись, сплелись в толстый жгут и метнулись наружу. Но не вперед, нет, не в темноту сада. А вниз, к земле.

Мужчину рвануло следом, качнуло, выдернуло из окна. И он, подобно марионетке, брошенной на пол, вывалился наружу.

Марго от волнения прикрыла рот ладонью. Происходящее в зеркале пугало и завораживало одновременно. События развивались стремительно. Черный жгут удлинился и неожиданно ввинтился в землю. Пробежал под поверхностью, разрывая корни травы, отваливая в сторону целые пласты грунта, а потом устремился вглубь, под дом.

В какой-то миг Марго увидела лицо Германа. Оно было спокойным, умиротворенным, почти счастливым. И это ее напугало сильнее всего. Она

вдруг ясно поняла, что никого из пропавших давно нет в живых. Что Анабель без надобности живые игрушки, нужна ей лишь еда. И Герман стал первым блюдом — блюдом добровольным, бессловесным. А сколько их еще таких «осчастливленных» попало в меню безжалостного суккуба? Кто знает…

— Тише, — прошипел ей на ухо Казик.

И Марго поняла, что последние слова сказала ненароком вслух. Она опять прошептала:

— Прости.

И обратила взор к зеркалу.

* * *

Свет в комнате изменился и из зеленого стал тревожным, багрово-красным, Марго самым позорным образом пропустила, когда это произошло. Не заметил этого и Казик. Все внимание зрителей было приковано к посланию из прошлого.

Герман медленно поднялся. Он даже отряхнул колени, тщательно, скрупулезно, старательно, словно это было самым важным делом на свете. Потом отер руки о рубашку, провел ладонью по голове, приглаживая волосы…

Потом резко дернулся, обернулся и оказался лицом к лицу с Анабель. Только сейчас в ней не было почти ничего от прекрасного ангела. Лицо стало страшным, неживым. Под серой кожей вздулись синюшные бугры вен. Глаза, лишенные белков, черные, непроницаемые, смотрели холодно и равнодушно. Казалось, из невесты лорда ушла жизнь. Остались лишь голод и злоба.

Марго от этого вида даже передернуло. На миг ей почудилось, что зеркало дыхнуло могильным смрадом. И девушка невольно прикрыла ладонью нос. Лишь Герман был счастлив. Он улыбался навстречу своей смерти.

* * *

Суккуб сделал шаг вперед, протянул к мужчине руку, пробежался пальцами по щеке, нежно лаская, огладил шею, плечи, скользнул ладонью ниже, приблизил лицо… Казалось, сейчас поцелует, но нет. Губы его зашевелились.

Звука не было. А Марго различила каждое слово.

— Иди за мной, — проговорила Анабель, — пойдем, не бойся. Ты станешь самым счастливым мужчиной на свете.

— Я не боюсь. — Так же беззвучно ответил Герман. — Я пойду за тобой, куда ты только ни позовешь меня, моя госпожа.

— Ты славный. — Тут Анабель впервые улыбнулась. Изо рта мелькнул черный раздвоенный язык.

Марго почувствовала, как волосы шевелятся на затылке. Как сердце гулко бухает в груди. Как страх мертвой хваткой вцепляется в ее душу. В улыбке суккуба плескалось столько жути, что ведьмочке захотелось все бросить и просто сбежать, ничуть не заботясь о том, что будут думать об этом все остальные.

Казик прочел ее мысли и крепко сжал холодную ладошку в своей уверенной руке. И девушку немного отпустило.

Анабель тем временем отпрянула назад, губы ее сложились в поцелуй, застыли так ненадолго, а после она запела:

Пойдем, мой любимый,

Спеши, мой избранник,

На встречу блаженству

В чертоги свиданий.

Где вечную песню

Любовь нам слагает.

Где черные звезды

На небе сияют.

Я скину с себя

Невесомое платье…

И смерть тебя примет

В стальные обьятья…

Пение было таким чарующим, что магии его поддалась даже ведьмочка. Она закрыла глаза и уплыла на волнах неземного блаженства. На сердце стало тепло и спокойно. Слезы счастья потекли по щекам. Все ее существо захлестнули волны неги.