Ведьма с зелеными глазами
Шрифт:
А завтра не было. И послезавтра тоже. И не будет. И теперь я увижу Эмму только на похоронах, в гробу. Смешаюсь с толпой скорбящих, и хорошо, если есть загробная жизнь, и Эмма, глядя на меня сверху, с прозрачного облачка в прозрачных одеждах, улыбнется мне, мол, ты пришел, я рада, Боря…
…Звонок разрезал ночь, как электропилой. Я вскочил, дрожа всем телом, включил свет. Марины дома не было, она днем позвонила мне и сказала, что едет на дачу, что следовало переводить на язык самой грубой и реальной жизни:
Включив свет, я добрел до двери, заглянул в глазок и увидел Сашу. Серые, коротко стриженные волосы, белая курточка с капюшоном.
Шальная и опасная мысль, что теперь настала очередь Марины (исчезнуть, раствориться, улететь на небо), заставила меня похолодеть от ужаса. Я распахнул дверь.
– Что с ней? – спросил я, хватая его за безвольную руку и втаскивая в прихожую. – Она жива?
– Кто? Марина?
– Нет, дядя Петя с мыльного завода! – заорал я на него. – Она же с тобой укатила на дачу, сукин ты сын!
– Нет, я ничего не знаю про дачу.
– Чего тогда пришел?
– Поговорить, – промямлил он.
– Входи. – Я с трудом сдерживался, чтобы не врезать ему. Пригрелся, прикормился, с кем затеял игру, мальчишка?! Наверняка все, что на нем, включая трусы, куплены на мои деньги. Какая мерзость!
Кухня, вся в бело-голубых тонах, напоминала медицинский кабинет. Я достал водки, плеснул себе и Саше.
– Говори! Уж не жениться ли надумал? – Усмешка искривила мой рот.
– Это она убила Эмму Китаеву, – вдруг услышал я и на какой-то миг окаменел. Даже шею повернуть не смог.
– Повтори, что ты сказал?
– Мы были там, в Сухово, она все видела, вас и Эмму, вас вместе… Она еще тогда сказала мне, что убьет ее. Я Марину отговаривал, но она… с ней невозможно было спорить, она уперлась… Мы заехали в хозяйственный магазин, и она купила там крысиный мор. Потом всю дорогу домой плакала и планировала, как она ее убьет, как растворит яд в кофе или еще в чем… Она была не в себе. Я с трудом ее успокоил, пришлось даже дать успокоительное. Она уснула. И я вернулся к себе домой. А на следующее утро она позвонила мне и сказала, что мы едем в Панкратово, что Эмма там, ей это точно известно!
– Но как она узнала? Она не могла этого знать! – вскричал я, не желая верить услышанному. – Это просто невозможно! Ты хочешь сказать, что сам отвез ее туда?
– Да. – Он опустил голову. – Она сказала мне, что хочет просто поговорить с ней. Ну я и подумал, что в этом нет ничего страшного…
– А ты не подумал, почему она не может поговорить с ней здесь, в Москве?
– Если бы она сказала мне полететь в космос, я бы полетел с ней, – буркнул он.
– Когда это было?
– Третьего августа.
– Куда ты ее привез?
– В Панкратово, в лес. Я хотел подождать ее там, но она сказала, что ее не нужно ждать, что разговор будет долгим и что потом, когда все будет кончено…
– Она так и сказала: кончено?
– Да, она так сказала, но я сначала не понял… Ну не мог я поверить, что она способна на такое…
– Она была не в себе? Ты видел, что она не в порядке, и что? Ты уехал?
– Да она так орала на меня! Оскорбляла,
– Значит, ты уехал, и что потом? – Новая беда наваливалась на меня всей тяжестью, мой мозг отказывался воспринимать картину убийства в лесном доме, где моя женушка, исполняя главную роль, орудует окровавленным ножом, всаживая его в разные части двух ни в чем не повинных молодых женщин. – Ты хотя бы знал, Эмма уже там или нет?
– Я не знаю… Мы въехали в лес, я высадил Марину и по ее просьбе уехал.
– И что было потом? Она тебе звонила? Ты видел ее после этого?
– Да, на следующий день. Но, думаю, и вы тоже видели ее, уже четвертого, утром?
– Я не видел ее, – заскрежетал я зубами, вспоминая, как, договорившись о встрече с Эммой на пятое августа, у нее в кафе, я весь остаток дня, вечер и половину ночи провел за компьютером, работая над ее усадьбой. Я позвонил домой и предупредил Марину, что не приеду ночевать, что посплю в своем кабинете на диване. Марина еще возмутилась, сказала, что не уверена, что я буду на работе, на что я смалодушничал, ответив ей, что она всегда может позвонить мне по стационарному телефону и проверить. Получается, мы обменялись с ней саркастическими шутками. Но факт оставался фактом – меня не было в ночь с третьего на четвертое дома. И ко мне еще придут (просто время еще не пришло, все силы сейчас брошены на ближний круг моей возлюбленной), станут задавать вопросы, а не убил ли я Эмму, ну-ка, признавайтесь, господин Болотов, и где это вы были в ночь с третьего на четвертое? И получается, что ни у меня, ни у моей жены нет алиби!
– Вас не было дома? – Саша обхватил руками голову. – Значит, вы не сможете подтвердить ее алиби…
– Не то говоришь, мальчик, – прорычал я. – Значит, ее не было дома и она убила Эмму.
– Но почему? Вы же сами только что сказали, что вас не было дома, а что, если она вернулась, после Панкратово? Поговорила с Эммой и вернулась?
– Ночью? На перекладных? Или на помеле, как ведьма? Или ты думаешь, что она нашла в деревне такси?
– Я тоже уже ничего не понимаю… – выдохнул воздух Саша, как если бы он был резиновым проколотым мячом. – Вот вы мне теперь хоть что говорите, но я сделал правильно, что послушался ее и уехал из Панкратово. Иначе я пошел бы как соучастник.
Кровавая туча нависла над нашей семьей или тем, что от нее осталось. И мне меньше всего хотелось, чтобы Марина оказалась в тюрьме. И, конечно, самое главное – я не верил, что это она зарезала Эмму и ту, другую женщину, Зосю.
Однако если Саша откроет рот и расскажет следователю о том, что сам лично отвозил Марину в Панкратово, после чего Эмма, потенциальная ее соперница, была убита, этого будет вполне достаточно для того, чтобы сначала завели на нее дело, а потом и повесили на нее два убийства. Понятно же, что она хотела лишь поговорить с Эммой, возможно, даже покричала, пошумела, устроила сцену, но потом-то ушла, уехала, убежала… Села на электричку и вернулась домой.