Ведьма: тьма сгущается…
Шрифт:
Он открыл воспалённые глаза. Ослепительно яркий свет падал на его лицо из окна, где-то звонил телефон. Вовка спохватился, нашарил на тумбе мобильник и поднял трубку. Там, на той стороне его отчитывал Палыч:
– Где тебя носит, гадёныш?
– Я еду, скоро буду, – выпалил он, вскочил с кровати и, зажав телефон между плечом и ухом, стал натягивать комбинезон.
– Мы тебе уже десять раз звонили. У тебя двадцать минут. Мы на «Десятовском» кладбище. Бегом!
Палыч бросил трубку.
Вовка схватил свитер,
– Тьфу, мать твою! Чуть не поседел из-за тебя.
В это мгновение Вовка припомнил всё, что было ночью, и эти воспоминания тяжёлым молотом ударили его по голове.
Митя выпрямился, потянулся и приподнялся на локти.
– Ты куда? – спросил он хриплым спросонья голосом.
– На работу!
Вовка схватил куртку и мельком увидел себя в зеркале: там был он, только взъерошенный, как пудель.
– А с тобой ещё поговорим, – пригрозил Вовка, пригладил шевелюру и выскочил в коридор.
Приехав к месту назначения, он ещё раз перезвонил Палычу, и тот матом объяснил ему, в какой части кладбища идут похороны. Подходя, он завидел пазик, пару легковых машин, катафалк и грузовую Газель ритуальной службы «Танат», а рядом, на двух табуретах уже стоял гроб, оббитый бордовым вельветом. Родственники, обступив тело пожилой женщины, прощались, а Николай Палыч и дядя Петя курили в сторонке.
– Явился – не запылился, – злобно прошипел Палыч.
– Ребят, вы простите, я…
– Мы не нанялись за тебя работать, так что с тебя два пузыря: один за работу, а другой – за наше молчание перед начальством. Понял?
Вовка молча кивнул.
– Ты не злись, Вован, – прошептал дядя Петя, – у Николая Палыча сегодня горе, а тут ты ещё сиськи мнёшь.
– Горе? – переспросил Вовка.
– Горе, горе! У меня кузен умер.
– Как, умер?.. – Вовку бросило в жар от такого известия.
– Убили какие-то суки. Ленок, жена его, вчера звонила. Несколько минут просто плакала в трубку, а потом попросила помочь с похоронами.
Вовка ощутил ещё один удар по темени. На этот раз пришибло его крепче прежнего. Он не сумел выдавить из себя ни слова, а просто стоял и смотрел куда-то вдаль, на могилы, на памятники, слушал плач, доносящийся от процессии.
Он очнулся, когда позвали помочь донести гроб. Вовка занял место слева. Он не чувствовал тяжести на плече, не чувствовал ног. Ему даже казалось, что не он помогает нести гроб, а наоборот, гроб помогает ему не упасть, направляя в нужную сторону.
Гроб привёл Вовку к могиле. Комья пахнущей сыростью земли вперемешку с корнями, опавшей листвой и мусором лежали грудой рядом с вырытой дядей Петей
Гроб закрыли. Дядя Петя достал гвозди и стал заколачивать. С каждым ударом что-то внутри Вовки содрогалось. Он вдруг представил, что хоронят его. Его накрыли крышкой, его заколачивают, опускают в яму, засыпают тяжёлой землёй. Только никто не придёт на его похороны. Ну разве что Митяй, и то не факт.
Сколько себя помнил, особенно в приюте, Вовка был лучшим другом для Мити: отдать последнюю котлету в столовой или ввязаться в драку – легко, прикрыть, когда он курил траву в прачечной – это мы можем, грабануть ведьму – ну конечно, Митя, Вовка всегда с тобой! Только вот не мог он вспомнить, когда Митяй в последний раз был другом ему. А был ли вообще?
От Мити всегда были одни неприятности, и эта, последняя, казалась роковой. Они, могильщики, закапывали яму и Вовка, загребая лопатой сырую землю, представлял, что лежит там внизу, а тут, вместо него – его друг.
Могилу закопали. Родственники пошли за венками, а Вовка с Палычем отправились в машину за крестом – вспухлая земля должна осесть, чтобы ставить памятник.
Палыч отвязал синий тент и забрался в кузов Газели.
– Вов, дай фонарь, – попросил он и протянул руку из кузова.
Вовка пошарил по карманам куртки, поискал в комбинезоне. Фонаря нигде не было.
– Посеял?
Вовка пожал плечами.
– Никакого проку от тебя! – воскликнул Палыч и махнул рукой.
Ворча что-то под нос, он выволок на свет один крест – не тот. Следующий – тоже не тот. И только третий оказался нужным. Вовка подхватил крест, закинул на плечо и потащил к могиле.
В планах на день было ещё пять могил, и две установки памятников. «Ну что ж, хоть отвлекусь немного, – думал Вовка, устанавливая крест. – Этот день уже не может быть хуже».
VI
Керченский проснулся от собственного кашля. Взглянул на часы: 5:46. За окном только начинает светать, дымка стелется, оседает на стекле мелкими каплями, тихонько барабанит по карнизу. Он потянулся, прохрустел спиной, поднялся, откинув одеяло в сторону. Липкий пот, покрывавший тело, только что был горяч, а теперь зябко холодил.
Ещё несколько минут он просидел, опираясь локтями о колени и собираясь с силами, но из дверного проёма показалась морда Кэпа – крупного лабрадора. Он принюхался и аккуратно подкрался к хозяину, просунул голову ему под мышкой и лизнул в лицо.
– Это ты, жёлтый пёс, ну привет!
Пёс положил голову ему на колени и с грустным взглядом уставился ему в лицо.
– Что, гулять хочешь? Братишка, ты погоду видел?
Кэп гавкнул.
– Ну и?
Пёс крутанулся вокруг своей оси и снова гавкнул.