Ведьма: тьма сгущается…
Шрифт:
– Ладно, ладно, малыш, щас пойдём, надо только умыть морду лица.
Керченский вернулся через пару минут, надел спортивные штаны, накинул куртку и повёл пса на улицу. На выходе из подъезда он присел рядом с собакой, очутившись лицом к морде, и сказал:
– Только ты не долго, хорошо? А то у папочки кости болят.
С этими словами он отпустил пса, а сам уселся на лавочку у дома, наблюдая, как Кэп поливает деревья и носится из стороны в сторону. Эту собаку подарили ему родители. Иван вспоминал, как отец хлопнул его по плечу и сказал: «Ну, бабы у тебя нет, так хоть за
Пёс вернулся счастливый, вертел хвостом, прыгал, пытался играючи ухватить хозяина за руку.
– Ну нет, дружок, играть я с тобой не буду.
Дома Керченский вымыл ему лапы и отпустил.
– Кушать хочешь? – он потрепал пса за ухом. – Кушать хочешь, мой маленький, да? – сюсюкал он.
Пёс залаял и завилял хвостом.
– Тс-с-с-с, соседей разбудишь, – прохрипел Керченский и пошёл на кухню. Пёс последовал за ним, цокая по паркету когтями.
Иван открыл холодильник. Там лежал кусок усохшего сыра, и стояла сковорода со слипшимися макаронами.
– Чёт не густо! Тебе, братишка, сегодня надо перебиться сухим.
Он выскреб остатки вчерашней каши из миски пса и вымыл, затем насыпал ему сухого корма. Поменял воду, похлопал по золотистому боку и зашагал в ванную.
День только начался, а Керченский чувствовал, будто отработал полсмены, причём с кучей трупов и ещё большей кучей родственников этих трупов. Он прыгнул в свой новенький Форд Фокус, который купил вскладчину с отцом, и покатил на работу, стараясь не гнать. Оглядывался по сторонам, боясь пропустить знак или не заметить жёлтый свет светофора, ведь в последнее время был рассеян: терял вещи, проходил мимо знакомых людей, не замечая, как с ним здороваются, спотыкался на ровном месте.
Ступив на порог кабинета, Керченский даже не успел выпить кофе, как Багрянцев бросился к нему, обхватил за плечи и с широкой улыбкой повёл к выходу.
– Служба не ждёт! – говорил он, поднимая вверх толстый красноватый палец.
– Куда мы? – спросил Керченский, усаживаясь в служебную машину.
– На место преступления, конечно, куда же ещё?! Ты что думал, повозился вчера с трупами – и всё?
– Нет, но…
– Никаких «но», Ваня! Заводи.
Керченский завёл машину, и они двинулись к дому ведьмы. По дороге под мерный шум дождя и скрип дворников Багрянцев рассказывал:
– Понимаешь, Ваня, тут дело тонкое, надо разрабатывать версии, теории, так сказать, как произошло преступление. У нас и с первой жертвой не очень-то понятно, а тут ещё и вторая прибавилась. А два тела – это тебе не хухры-мухры и не это самое! К тому же у меня сегодня с полковником была беседа, Мамаев – не просто Васька с подворотни, а мент, пусть и не при исполнении. Короче, Ваня, будем думать, кто и как это сделал.
– Так точно, товарищ капитан!
– Кстати, помнишь, я вчера фонарик нашёл у разбитого окна?
– Фонарик? Нет,
– Плохо, Ваня, надо замечать! Ну да ладно, – Багрянцев махнул рукой, – это придёт с опытом.
– Так что с фонарём?
– Отдал на экспертизу. Сняли отпечатки. В базе их нет, но они совпадают с отпечатками на статуэтке, которой Мамаев, по всей видимости, получил по голове – так говорят судмеды. Кстати, нашли следы обуви ещё одного человека. Спортивная обувь! Так что кроме Мамаева было ещё двое.
– А с ножом что?
– Он весь в крови, отпечатки не сохранились, да и хрен с ними. Бабку убили тем же ножом.
Керченский кивнул.
– Знаешь, что странно, Ваня? Этот человек не светился в базе, а значит, скорее всего, ни разу даже с мордобоем не попадался, и тут тебе на! Убийство, да ещё и двойное!
Перед домом Багрянцев решил перекурить. Керченский пошёл внутрь. На месте, где сидел Мамаев, остался стул, кое-где на полу – на стыке жёлтых половых досок и возле плинтуса – ещё виднелись следы крови. В комнате всё ещё витал тяжёлый дух смерти, так что Керченский решил открыть окна.
Вошёл Багрянцев:
– Так, Шекспир, нам сейчас надо вместе составить предположительную картину произошедшего. Разыграем трагедию?
Они возились с разными версиями, бегали из дома ведьмы в дом старушки и наоборот. Первая версия звучала притянуто и неправдоподобно: по чудесному совпадению, когда Мамаев проник в дом, внутри уже был кто-то другой, произошла стычка, обернувшаяся его гибелью. Так что основной версией, на которой настаивал капитан, стал предварительный сговор Мамаева с сообщником, а уже в доме они что-то не поделили и всё закончилось трагически для Мамаева.
– Я вас понимаю, но вряд ли он стал бы забираться сюда с кем-то. Он работал в этом доме, знал, что и как. Зачем ему сообщники?
– Первая версия о-о-очень маловероятна, – сказал Багрянцев, – но я буду безумно рад, если она окажется верной. Чем меньше статей мы прикрутим Мамаеву, тем быстрее замнём дело, и тем меньше нас будет нагибать начальство по этому поводу.
Керченский посмотрел на капитана исподлобья.
– Ну что ты так смотришь, Ваня? Проникновение на опечатанный объект – это уже статья. Я не говорю, что Мамаев тут главный фигурант, но тут уж как есть. Поверь мне, мой сегодняшний разговор с полковником – цветочки. И слава богу, – он перекрестился, глядя в потолок, – журналюги ещё не в курсе, что жертва – человек в форме, да и в общем не больно интересуются этим.
Багрянцев замолчал, шумно вдыхая воздух, будто пробежал стометровку.
– Ладно, поехали отсюда, я закину тебя к Елене Мамаевой, побеседуешь с ней.
Багрянцев отдал дело Керченскому и высадил его, а сам поехал в управление.
Керченский позвонил в дверь, и та отворилась. Лена с растрёпанной причёской, в шерстяном халате и тапочках. Он заметил в её руках банку пива, но та быстро спрятала её за дверью. Она пригласила Керченского в дом, прикрыла дверь и, шаркая по полу тапками, провела его в гостиную. Поправила подушки на диване и пригласила сесть, а сама уселась в кресло слева.