Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз
Шрифт:
— Квадлинов действительно истребляли, — не терпящим возражений тоном сказала Эльфаба. — Мы там были и видели это собственными глазами. Ты тоже, между прочим.
— Я волнуюсь о близких, а не о целом мире, — проворчала няня, почесывая нос Килиджою. — Я забочусь о Лире. Ты же и этого не делаешь.
Решив, что дальнейшие препирательства со старухой бесполезны, Эльфаба снова погрузилась в «Гримуатику», желая найти какое-нибудь заклинаньице, чтобы закрыть ворота от солдат. Теперь она ругала себя за то, что не ходила хотя бы на уроки мисс Грейлин в Крейг-холле.
— А уж как твоя бедная матушка извелась из-за тебя, —
— Зачем ей, чтобы я была мальчиком? — проворчала Эльфаба, оторвавшись от чтения. — Меня нехудо было бы спросить. Мне ведь и самой обидно, что я ее сразу так огорчила.
— Ты на нее не сердись, — сказала няня, спихнув клюкой туфли с опухших ног. — У нее были свои причины. Она ведь, знаешь, терпеть не могла жизни в Кольвенском замке, потому и решила выйти за Фрекса и удрать оттуда. Дед ясно давал понять, что метит ее в герцогини. У манчиков ведь как: титулы передаются по женской линии, а мужчины наследуют, только если нет сестер. После смерти старика замок переходил госпоже Партре, потом Мелене, а затем ее первой дочери. Потому она и надеялась, что родит только сыновей, и им не придется возвращаться в семейное гнездо.
— Не может быть! — изумилась Эльфаба. — Она всегда так тепло отзывалась о родительском замке.
— Ха, с возрастом начинаешь ценить, что потерял, — усмехнулась няня. — Но тогда, молодой девушкой, воспитанной в богатстве под гнетом ответственности, Мелена мечтала только о свободе. Бунтуя против судьбы, она рано пристрастилась к любовным играм и меняла ухажеров как перчатки. Фрекс был первым, кто полюбил ее не за титул и наследство, а просто так, — с ним она и сбежала. Она думала, что ее дочерям жизнь в замке тоже покажется адом, поэтому мечтала рожать только сыновей.
— Но это же глупо! Вместо дочери наследником замка стал бы старший сын. То есть, будь я мальчиком и не будь у меня сестер, я все равно попала бы в тот же переплет.
— Вовсе необязательно, — поправила ее старушка. — У твоей матери была старшая сестра, не совсем здоровая головой, так что ее растили в специальном доме вне замка. Если бы она родила дочку первой, то та унаследовала бы и титул, и состояние, и все заботы.
— Вот те на! Значит, у меня есть безумная тетушка? Может, безумство — вообще наша семейная черта? Где же она?
— Умерла бездетной от гриппа, когда ты была еще маленькой девочкой. Тем самым разбила надежды Мелены. Вот о чем думала твоя матушка во времена своей отчаянной молодости.
Эльфаба помнила мать плохо, смутными теплыми обрывками.
— А что ты там говорила про лекарство, которое будто бы принимала мама, чтобы Несса не родилась зеленой?
— Я привезла его из Изумрудного города от одной старой знахарки. Мерзкая такая карга. Я рассказала ей, что случилось: про твой странный цвет кожи и жуткие зубы — слава Лурлине, они у тебя потом сменились на более приличные, — и старуха ляпнула какое-то дурацкое пророчество про двух сестер, которые
Она тонко улыбнулась, давно уже простив себе всякую вину.
— Нессина болезнь, — повторила Эльфаба. — Значит, мама выпила народное снадобье и родила девочку без рук. Одна зеленая, другая безрукая. Не везло маме с дочками.
— Зато сынок вышел просто загляденье, — проворковала няня. — И потом, кто говорит, что это все ее вина? Тут много всего намешано. Во-первых, неизвестно, кто Нессин отец, во-вторых, таблетки от старухи Якль, в-третьих…
— Старухи Якль? — встрепенулась Эльфаба. — Какой еще старухи Якль? И кто мог быть отцом Нессы, если не папа?
— Ого! — сказала старушка. — А ты не знаешь? Налей-ка мне еще чаю, и я все объясню. Ты уже достаточно взрослая, а Мелены давно нет в живых.
И она пустилась в подробный рассказ о стеклодуве Черепашье Сердце, о неуверенности Мелены в том, от кого ребенок, о посещении знахарки Якль, о которой в няниной памяти остались только имя, пилюли и пророчество. О том, каким горем стало для Мелены рождение Эльфабы, она деликатно умолчала.
Эльфаба слушала со всевозрастающим нетерпением. С одной стороны, это было дело прошлого, а потому несущественно, но с другой — многое теперь приобрело иной смысл. А старуха Якль — неужели просто совпадение? Эльфаба хотела даже показать няне рисунок из «Гримуатики» с «Оскалом Якаль», но переборола себя. Чего попусту пугать старушку?
Чай допивали молча. Эльфаба беспокоилась о Нессарозе. Вдруг хотела герцогского титула и была в Кольвенском замке в таком же заточении, как ее сестра здесь? Может, Эльфаба должна освободить ее? Вот ведь — всем должна! Неужели этому конца-края не будет?
3
Нор была в отчаянии. Жизнь менялась так быстро, так разительно, мир становился еще волшебнее, теперь чудеса происходили внутри нее. Ее тело расцветало, а никто даже не замечал.
Лир был для солдат мальчиком на побегушках. Иржи слагал стихи во славу Лурлины. Сестры, не зная, как вести себя с солдатами, оставались на своей половине. Традиция запрещала им встречаться с мужчинами, пока старшая из них не выйдет замуж, а все попытки сблизить Сариму с капитаном Вишнекостом так и не принесли успеха. Сестры не сдавались. Третья даже ходила к тетушке ведьме, чтобы узнать рецепт приворотного зелья из волшебной книги. «Ха! — только и сказала ей Эльфаба. — Еще чего». На этом все и кончилось.
Со скуки Нор стала крутиться возле солдатской спальни, добиваясь от мужчин всяких мелких поручений, какие еще не успел выполнить Лир. Она вывешивала проветривать их плащи, чистила пуговицы до блеска, собирала букеты горных цветов. Приносила им блюда с ягодами, фруктами и сырами, что очень понравилось воякам, особенно когда девочка сама их угощала. Одному молодому черненькому, но уже лысеющему солдатику с очаровательной улыбкой Нор клала апельсиновые дольки прямо в рот, на смех и зависть остальным. «Сядь ко мне на коленки, — говорил он. — Давай теперь я тебя покормлю». Он предложил ей клубничку, но девочка отказалась — и отказывать ей понравилось.