Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
— Снять у богини с шеи Брисингамен? — повторила Сигрдрифа, и в ее голосе было больше недоверия, чем праведного гнева. — Нет, Йеннифэр. Это просто невозможно. Дело даже не в том, что я не осмелюсь. Даже если б я отважилась, Брисингамен снять невозможно. У ожерелья нет застежки. Оно намертво сплавлено с изваянием.
Йеннифэр долго молчала, спокойно изучая жрицу.
— Если б я знала, — сказала она наконец холодно, — я сразу же отплыла бы с ярлом на Ард Скеллиг. Нет–нет, я вовсе не считаю потерянным время, проведенное в беседе с тобой. Но у меня его очень мало. Поверь
— Я доброжелательна, — спокойно сказала Сигрдрифа. — Твоим планам я тоже сочувствую всем сердцем. Я знала Цири, я любила эту девочку, меня волнует ее судьба. Я восхищаюсь тобой и той решительностью, с которой ты собираешься идти на помощь ребенку. Я выполню любое твое желание. Но не Брисингамен, Йеннифэр. Не Брисингамен. Об этом не проси.
— Сигрдрифа, чтобы отправиться на помощь Цири, мне необходимо получить некоторые сведения. Кой–какую информацию. Без этого я бессильна. Знания и информацию я могу получить только путем телекоммуникации. Чтобы связываться на расстоянии, мне нужно построить при помощи магии магический артефакт — мегаскоп.
— Устройство вроде вашего знаменитого хрустального шара?
— Гораздо более сложное. Шар обеспечивает телесвязь исключительно с другим, сочетающимся с ним шаром. Даже у местного краснолюдского банка есть такой шар, используемый им для связи с центральным банком. У мегаскопа намного большие возможности… Впрочем, к чему теоретизировать. Без бриллианта все равно ничего не получится. Ну что ж, давай прощаться…
— Не спеши так…
Сигрдрифа встала, прошла через неф, остановилась перед алтарем и изваянием Модрон Фрейи.
— Богиня, — сказала она, — покровительствует также вещуньям, ясновидящим, телепаткам. Это символизируют ее священные животные: кот, который слышит и видит укрытое, и сокол, который видит сверху. Это символизирует драгоценность богини — Брисингамен, ожерелье ясновидения. Зачем строить какие–то видящие и слышащие приборы, Йеннифэр? Не проще ли обратиться за помощью к богине?
В последний момент Йеннифэр удержалась, чтобы не выругаться. Как ни говори, а это было место культа.
— Подходит время вечерней молитвы, — продолжила Сигрдрифа. — Вместе с другими жрицами я посвящу себя медитации. Буду просить богиню помочь Цири. Той Цири, которая не раз бывала здесь, в храме, не раз глядела на Брисингамен на шее Великой Матери. Пожертвуй еще часом или двумя твоего бесценного времени, Йеннифэр. Останься здесь, с нами, на время молитвы. Поддержи меня, когда я буду молиться. Поддержи мыслью и присутствием.
— Сигрдрифа…
— Я прошу. Сделай это для меня. И для Цири.
Драгоценность Брисингамен. На шее богини.
Йеннифэр сдержала зевоту.
«Хоть какое–нибудь бы пение, — подумала она, — какие–нибудь заклинания, какие–нибудь мистерии… Какой–нибудь мистический фольклор… Было б не так нудно, не так бы клонило в сон. Но они просто стоят на коленях, склонив головы. Неподвижные, молчаливые…
А однако могут, когда хотят, оперировать Силой, и порой — не хуже нас, чародеек. И по–прежнему остается загадкой, как они это делают. Никакой подготовки, никакого обучения, никаких занятий… Только медитация и молитва. Вдохновение? Разновидность самогипноза? Так утверждала
Почему нам, чародейкам, никогда не удавалось ничего подобного?
А что, если попытаться? Воспользоваться атмосферой и аурой этого места? Ведь я могла бы сама погрузить себя в транс… Ну, вот хотя бы глядя на этот бриллиант… Брисингамен… Интенсивно размышляя о том, как изумительно он выполнял бы свою роль в моем мегаскопе…
Брисингамен… Он горит, как утренняя звезда там, во мраке, в дыме кадил и коптящих свечей…»
— Йеннифэр!
Она подняла голову.
В храме было темно. Сильно пахло дымом.
— Я уснула? Прости…
— Прощать нечего. Иди за мной.
Снаружи ночное небо горело мерцающим, меняющимся как в калейдоскопе светом. Полярное сияние? Йеннифэр протерла глаза, пораженная увиденным. Aurora borealis? [40] В августе?
— Чем ты можешь пожертвовать, Йеннифэр?
— Не поняла.
— Готова ли ты пожертвовать собой? Своей бесценной магией?
— Сигрдрифа, — зло ответила она. — Не испытывай на мне свои вдохновенные штучки. Мне девяносто четыре года. Но прими это как тайну исповеди. Я открываюсь тебе только для того, чтобы ты поняла, что нельзя относиться ко мне, как к ребенку.
40
Северное сияние (лат.).
— Ты не ответила на мой вопрос.
— И не собираюсь. Ибо это мистицизм, который я не принимаю. Я уснула во время вашего моления. Меня оно утомило. Потому что я не верю в твою богиню.
Сигрдрифа отвернулась, а Йеннифэр помимо воли вздохнула. Очень глубоко.
— Не скажу, что твое неверие мне льстит, — сказала женщина с глазами, заполненными расплавленным золотом. — Но разве твое неверие что–нибудь изменит?
Единственное, что Йеннифэр была в состоянии сделать, это выдохнуть.
— Придет время, — сказала златоглазая женщина, — когда абсолютно никто, включая детей, не будет верить в чародеек. Я говорю тебе это намеренно зло. В виде реванша. Пошли.
— Нет. — Йеннифэр наконец удалось переломить пассивные вдохи и выдохи. — Нет! Никуда я не пойду! Довольно! Это наговор или гипноз. Иллюзия! Транс! У меня выработаны защитные механизмы… Все это я могу развеять одним–единственным заклинанием, вот так! А, дьявол…
Златоглазая подошла ближе. Бриллиант в ее ожерелье горел как утренняя звезда.
— Ваша речь постепенно перестает служить взаимопониманию, — сказала она. — Она превращается в искусство ради искусства, чем менее она понятна, тем считается более глубокой и мудрой. А ведь я призывала вас уже тогда, когда вы только и умели, что «Э–э–э–э» да «Гу–гу». Идем.
— Это иллюзия, транс… Никуда я не пойду!
— Я не собираюсь тебя принуждать. Это было бы позорно. Ведь ты разумная и гордая девушка. С характером.
Равнина. Море трав. Вересковые заросли. Камень, выступающий из вересков, будто спина притаившегося хищника.