Ведьмина сила

Гущина Дарья

Ведьма прищурилась на меня внимательно. При параде — словно на свидание собралась: яркий макияж, короткие светлые волосы тщательно завиты и уложены волосок к волоску, распахнутый красный пиджак, белая блузка, темные брюки, туфли на низких каблуках. Ухоженные руки, пальцы с безупречным красным маникюром поглаживают сосновый ствол. Немного нервно, будто заклятья подбирают. И я не стала медлить.

— Ярослав! — рявкнула на всю улицу. — Забирай его!

Нимфа вскинула руку, но я оказалась между ней и парнем, принимая удар на себя. Извивающийся клубок удушающих ивовых прутьев завял и рассыпался по шиферу крыши.

А телепортист уже исчез, прихватив с собой жертву ведьмы.

— Продолжим без свидетелей, — я улыбнулась.

Руки чесались достать самодельный маяк и разделаться с ней быстро, как с Наядой. Но душа была против. Пробудившаяся после долгой спячки истинная суть палача требовала хорошей драки. Драйва. Игры. Отступники всегда доставались мне ранеными, обессиленными, обработанными, истощенными. Или просто беззащитными. И сейчас мне хотелось поединка. Хотелось понять, на что я способна как ведьма. И порепетировать бой с Музой, которую я предчувствовала заранее. И готовилась убивать очень, очень медленно.

Я пережала вену на левом локтевом сгибе, вызывая Пламя, и тряхнула рукой, позволяя ему жидким серебристо-черным огнем стечь по предплечью и собраться в ладони символом — знаком бесконечности. Древним ведьминым вызовом на поединок. Подняла руку и тихо сказала:

— Вызываю.

Уложенная на бок «восьмерка» заискрила в предвкушении. А Нимфа посмотрела презрительно и выплюнула:

— Ты не ведьма, детка. Ты шавка подзаборная. Куда пнут — туда и летишь, когда велят — тогда и тявкаешь, на кого покажут — того и рвешь.

Я проглотила оскорбление с неизменной улыбкой и с достоинством парировала:

— Я не шавка, уважаемая. Я крайне редкое, очень породистое и весьма дорогостоящее… существо. Которое может позволить себе не каждый Круг. И родословная моя не вызывает сомнений, в отличие от вашей, — и припомнила досье: — Двенадцатая ведьма в потухшем роду, мать — не разгоревшаяся ведьма, отец — человек. Я-то в своем роду — седьмая разгоревшаяся, с наследственной силой и потомственной магией из родового источника, а не с украденными объедками из чужих «углей».

Да, Нимфа пошла за Ехидной не за знаниями, а за силой. Ведьмы из потухших родов — первые после долгого перерыва — априори слабее тех, кто питался от никогда не угасающего родового источника. И чем дольше перерыв — чем больше в роду поколений людей — тем слабее случайно разгоревшийся маг.

Удар попал в цель.

— Принимаю вызов, — процедила она зло и протянула руку.

Одно кольцо «восьмерки» обернулось вокруг моего запястья, второе — протянулось к сухому запястью моей соперницы. Лицо — моложавое, едва ли тридцать дашь, а вот руки старые, морщинистые. «Восьмерка», связав нас, задрожала, замерцала серебристо-зеленым и растаяла, сотворив полог невидимости, поглощающий опасные заклятья из тех, что пролетают мимо цели. И мы закружили друг около друга. Ведьма не спешила покидать «метлу», явно и небезосновательно полагая свое преимущество. А я…

А у меня долго не было практики полетов, и я могла свалиться со своего насеста в любой момент. Но душа требовала риска. Экшена. Нервов. И я тоже не спешила спускаться на крышу. Только крепче обхватила ногами подушку, наблюдая за соперницей и ожидая ее первого шага.

Туча уже затянула вечернее небо, поглотив последние лучи заходящего солнца, и снова

начал накрапывать дождь, но мы его не замечали. Мы готовились.

— Как ты одолела свой страх? Как решилась?

И моя противница тоже вызвала свое Пламя — темно-зеленое, трепещущее на ветру охапкой поздней травы, цветущее черными искрами тьмы. «Веник» — как мы в шутку называли Пламя ведьм растительно-животной сферы.

— Нужда.

За ее руками я не смотрела. Я считала пульс. Все обманчиво — руки, глаза, голос, лишь сердце никогда не лжет. И меня давно научили угадывать и предсказывать удар — и заклятье — по частоте пульса. Чем он выше и чаще, тем больше расход сил — и тем понятнее, что вот-вот полетит в мою сторону.

— Нужда… — повторила Нимфа задумчиво и молниеносно атаковала.

Я неуклюже увернулась от зеленого комка искр, вильнув влево. И сразу же ушла в низкий «штопор», избегая раскрытой змеиной пасти. Едва не затормозила о крышу, кое-как выровняла «метлу» и снизу врезала параличом. Нимфа насмешливо хмыкнула, резко взмыв вверх и пропуская серебристо-черный комок молний, и снова ударила. И снова. И снова.

Носясь над крышей то вертикальными зигзагами, то горизонтальными, то взмывая к дождливому небу, то камнем падая вниз, изредка огрызаясь однотипными заклятьями, я отдавала себе отчет: она играет. Прощупывает меня. Изучает способности. И ищет возможность оглушить и сбежать — Ехидна смерти «своего» тела никому не простит. И я тоже искала. Бреши в защите. Зазоры в амулетах. И уставала. И сил у меня меньше, и бой в морге даром не прошел. И один удар я все же пропустила.

Боль в щиколотке появилась внезапно. Уходя от столкновения с крышей, я обернулась, но поздно. По ноге уже полз, разрастаясь на глазах и сжимая плотные кольца, колючий ядерно-зеленый плющ. Острые иглы вспарывали штанину и царапали кожу. Ядовито, поняла я, когда на секунду потемнело в глазах и стало нечем дышать. А рюкзак внизу…

Резко взмыв вверх, я снова неоправданно рискнула. Накрыла ладонью Пламя, направляя его силу на себя, разгоняя кровь и очищая ее от яда, разогревая кожу так, что проклятая ветка вспыхнула черным огнем и осыпалась пеплом, исцеляя порезы и ожоги за считанные мгновения. Но Нимфе их хватило, чтобы легким движением ноги сбить меня с «метлы». Даже колдовать, унижая «всесильного» палача, не стала — просто лягнулась, догнав и перегнав.

Подушка шлепнулась на крышу, а вот я не упала. «Выросший» из клубка зеленых искр плющ поймал меня в вертикальную паутину, обвился вокруг щиколоток и запястий, растягивая «иксом», впился в кожу ядовитыми колючками. И снова потемнело перед глазами.

— Говорят, палачи не испытывают боли, — задумчивый голос ведьмы казался далеким эхом. — Знаешь, мне всегда хотелось проверить этот слух. На практике.

— Вранье, — отозвалась я хрипло. — Мы живые люди.

— Обезболивающие? — предположила она. — Какое?

Пламя полыхало, обжигая руку, но спалить плющ силы не хватало, только справиться с ядом и блокировать боль.

— Терпение. Бесконечное… терпение, — я подняла голову и в упор посмотрела на Нимфу.

Признаю — проиграла, и по делу. Не боевая. Остается последнее оружие, верное и испытанное… Я вдохнула полной грудью влажный воздух, слизнула с верхней губы дождевые капли, расслабленно обмякла в путах и улыбнулась: