Ведьмина скрыня
Шрифт:
Ещё совсем недавно она не смогла бы этого сделать, но теперь в руках у Ганы был особенный кастет. Надпись на остове почти стёрлась, но Гана и без того знала, что там написано. И это знание лишь укрепило в ней уверенность в успехе.
— Слышь, крохотун, — обратилась бабка к прындику. — Скажи своим — пусть приготовятся. Как я ударю по дереву — древяница выть станет, впадёт в ярость. Нужно будет удержать её,
Покивав, прындик поскакал по веткам наверх, а почирикав с шешками, кубарем скатился обратно. Потирая встопорщившийся колючками бок, отрапортовал немного смущенно, что братцы требуют гарантий.
— Не будут наглеть — не трону их. А если откажут в помощи — изведу под корешок, как эту елку!
Гана прокричала всё достаточно громко, обращаясь к сидевшим на ветках существам.
— Я ясно выразилась? Все меня поняли?
— Ясно-ясно-ясно… — загомонило сверху, и шешки слепились в тучу, замерли в ожидании команды.
— По моему удару… — Гана посмотрела на прындика, и тот взволнованно махнул молоточком.
До сосны оставалось несколько шагов, а Гане показалось, что прошла вечность. Дерево разгадало её намерение и теперь сопротивлялось, пытаясь защититься. Воздух сгустился, стал осязаемым, плотным. Гана пробивалась через него с трудом и понемногу выдыхалась.
Когда она остановилась в очередной раз — кастет заворочался в руке и неожиданно ожёг ладонь, он словно подавал ей знак, чтобы воспользовалась его силой, не медлила. Едва не выронив оружие, бабка замахнулась, начала кромсать перед собой воздух, и он распадался на широкие пласты, освобождая для неё проход.
Когда она добралась до ствола, Яся уже успела вырыть приличный лаз, почти полностью скрывшись под землей. Но Гана не стала на это отвлекаться. Обернувшись на прындика, слегка кивнула, призывая к готовности, а потом резко ударила кастетом по стволу.
Протяжный стон пронёсся над лесом — раненая ель затряслась словно живое существо, а из насечки медленно засочилась зелёная липкая жижа.
С внезапно потемневшего неба тоже закапали редкие капли — где-то высоко пронеслись гарцуки, привлечённые происходящим действом.
Вокруг встревоженно зашептало, деревья взмахнули ветвями. Зарычав, древяница рванулась из норы, собираясь защищать своё обретённое убежище, и тогда тёмным роем на неё спланировали шешки, облепили со всех сторон, не позволили наброситься на бабку.
Нужно было спешить, успеть справиться со всем до дождя.
И Гана примерилась, еще сильнее ударила по стонущей ели. Раз, и ещё раз, и снова…
Кастет входил в древесину как в масло и с лёгкостью рассёк ствол напополам.
Под преисполненный боли и гнева вой древяницы кора
Гана и сама едва держалась на ногах — кастет вытянул из неё немало сил. Хотелось прилечь и забыться, но нужно было докончить начатое.
Черпнув пепла, бабка подошла к распростёртой в беспамятстве Ясе, постояла, прикидывая что-то и, выбрав место на руке, легонько ткнула в него кастетом. Дождавшись появления зелёных капель, присыпала ранку пеплом, прижала сверху, останавливая кровь.
После этого, жестом отпустив шешков, прилегла здесь же, прямо на пожухлые листья, зарылась лицом в прохладную влажную прель.
Прындик суетился возле неё, пытался перевернуть, подсунуть под голову старую Игнатову майку, гундел встревоженным баском и даже один раз ткнул бабку молоточком.
Гана хотела сказать ему, чтобы отстал, чтобы полетел за своими, но мягкие волны забытья подхватили её, плавно качнули и повлекли в темноту.
*ёлуп — дурень (бел.)
Глава 15
— Баба Гана! Проснитесь! Проснитесь! — встревоженный девичий голос не отставал, пытаясь пробиться сквозь заслон забытья.
Гнусавый басок перебивал его, выкрикивал с надрывом: «На кого ты нас бросила-а-а, как мы теперя-я-я…», и бабке немедленно захотелось его заткнуть.
Она резко села, и лес покачнулся, но чьи-то руки тут же поддержали её, приобняли за плечи.
— Баба Гана! — всхлипнуло над ухом. — Как же вы нас напугали!
— Я думал — всё, выжрала тебя эта штуковина, — прындик ткнул молоточком в кастет, и тот откликнулся яркими искрами.
— Не тронь его, дурань! Вспыхнешь как спичка! Даже рожек не останется. — припугнула прындика Гана и потянулась к Ясиному лицу. — Опамятовалась, прыгажуня*? И короста сошла. А красноту да царапины мы травками выведем, приготовлю для тебя особую мазь.
Яся обняла бабку и неуклюже поцеловала, у неё просто не нашлось слов, чтобы выразить свои чувства.
Пусть грязная, пусть растрёпанная и измученная, но она снова стала человеком! Обрела не только тело, но и память, ощущения — обрела всю себя прежнюю.
— Я помню костер… а потом — провал, пустота… — шепнула она невпопад.
— Потому, что потеряла себя, считай, что пропала. — Гана мягко отстранила Ясю и медленно поднялась.
— Ты почти до корней добралась! Если бы не баба Гана!.. — прындик возбуждённо взмахнул молоточком и попал себе по лбу.
— Что я, это кастет помог! — поправила крохотуна бабка да начала собирать в корзинку разбросанные вещицы, последним положила кастет, с благодарностью прошептав ему что-то.