Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2
Шрифт:
Чертово кошачье кладбище, подумала Барбаросса, с отвращением разглядывая этот крошечный заиндевевший некрополь во внутренностях морозильного шкафа. Чертов Флейшкрафт.
Некоторых кошек она узнавала — по кличкам, данным им Котейшеством. Эта, тощая, грязно-рыжей масти, с ободранным хвостом — Мадам Хвостик. Грузовой аутоваген сбил ее неподалеку от Малого Замка, раздавив всмятку живот и грудную клетку, к тому моменту, когда Котейшество нашла ее, она еще дышала, но вскоре, конечно, издохла. Этот, потрепанный серый котяра, при жизни похожий, должно быть, на хорошего породистого нибелунга[9], лишившийся половины зубов — Маркиз. Юные стервы из Шабаша затравили его на улице, расстреляв из самострелов, Котейшество надеялась выходить его,
Барбаросса выругалась сквозь зубы, пытаясь понять, сколько чертовых кошек в этом ящике и сможет ли она добыть хоть каплю крови из их замороженных сухих тел.
Некоторых кошек Котейшеству притаскивали младшие сестры, тайком от Гасты, других она подбирала сама, на улицах, не брезгуя ни сточными канавами, ни подворотнями Унтерштадта. Заботливо отмывала от грязи и прятала в дровяном сарае, чтобы позже, при случае, использовать в качестве материала при своих штудиях. И ладно бы она изучала алхимию, самое больше, провоняла бы едкой серой и химикалиями дровяной сарай, или пассаукунст — высушенные костяшки и лохмотья из человеческой кожи могут быть не самыми жуткими предметами интерьера. Однако Котейшество не собиралась растрачивать свои силы на эти науки, годные лишь впечатлять крестьян, ее душа была отдана той, которая заставляла трепетать даже именитых императорских демонологов. Душа Котейшества была отдана Флейшкрафту.
Флейшкрафт, магия плоти, это тебе не невинное искусство узнавать судьбу по камням и цифрам, не ярмарочные фокусы с птичьими внутренностями и гадальными картами. Флейшкрафт — это, блядь, чертовски серьезная штука, сожравшая столько самоуверенных неофитов, что жутко и представить. Недаром изучать ее позволено лишь с четвертого круга, а труды по Флейшкрафту под страхом смерти не покидают университетской библиотеки. Однако остановить Котейшество в этом стремлении было не проще, чем остановить выпущенную из мушкета пулю. Вознамерившись познать тайны и секреты плоти, она демонстрировала чудеса изворотливости, добираясь до новых знаний и поглощая их так жадно, как не принято поглощать даже сдобренное спорыньей вино в «Хексенкесселе». Добивалась разрешения старших сестер изучить их записи, находила и пристально исследовала обрывки старых книг, целыми днями пропадала в дровяном сарае, пытаясь на практике понять хитро устроенные механизмы, при помощи которых плоть существует, функционирует, растет и разлагается…
Плоть лишь кажется простой и бесхитростной материей, пока лежит на лабораторном столе или булькает в похлебке. Никчемный кусок мяса, безвольный, примитивно устроенный и ничуть не интересный. Тот, кто облечен силами Ада, в силах разглядеть процессы, протекающие внутри него, тысячи невидимых процессов, а то и влиять на них, заставляя саму жизнь, точно дрессированную змею, сворачиваться кольцами и выполнять прочие хитрые трюки. Вот только законы плоти устроены необычайно сложно и противоречиво, они управляются тысячами сложных правил и механизмов, оттого всякое бесцеремонное вмешательство в них часто приводит к самым паскудным последствиям. Куда более неприятным, чем сожженный в лабораторном тигле препарат…
Чтобы постоянно помнить об этом, Котейшество приколола кнопками к притолоке дровяного сарая крошечный портрет, вырезанный ею из газеты, портрет строгого господина средних лет. В противовес тем портретам, что собирала Саркома, этот был облачен не в живописно разодранный камзол, как шальные миннезингеры из квартета «Все Двери Ада», а в строгий дублет серой шерсти с простым воротом, имел тяжелый мощный
Этого господина звали Игнац Земмельвейс, он был профессором Венского университета и звездой Флейшкрафта. Звездой, которая набралась слишком много жара и обречена была расплавить саму себя…
Профессор Земмельвейс, заработавший еще в юности прозвище Муттермердер[11] за свои опыты в венских родильных домах, потратил тридцать лет своей жизни, пытаясь найти метод повышения живучести плоти. Его начинания были чертовски многообещающими и сулили продлить жизнь самое малое на четверть века пусть даже и дряхлому старику, но завершиться им было не суждено. Терзая себя и подчиненных своими научными изысканиями, безжалостно раскрывая тайные законы плоти, недоступные человеку, профессор Земмельвейс на миг забыл, что имеет дело не с какой-нибудь презренной наукой смертных, годной лишь тасовать цифирь да пачкать все кругом чернилами, а с Флейшкрафтом, одной из могущественных запретных наук Ада, величайшей силой во вселенной.
Позже говорили, будто бы он, выполняя простой и бесхитростный ритуал по загодя подготовленной формуле, допустил ничтожную ошибку, спутав две незначительные переменные. Говорили также и то, что это было не трагической случайностью, а дьявольски коварной диверсией — одна из матерей, чей плод он умертвил двадцать лет назад, пробралась в лабораторию и стерла рукой несколько важных штрихов на схеме призыва адских сил. А еще говорили, будто бы никакой ошибки не было, просто адские владыки, раздраженные упорством Земмельвейса, пытающегося проникнуть в тайны жизни, просто захотели проучить зарвавшегося самоучку, вознамерившегося стащить драгоценные плоды из их сокровищницы знаний…
В тысяча девятьсот семьдесят шестом году профессор Земмельвейс, которому в ту пору стукнуло сто пятьдесят восемь лет, совершил выдающееся открытие в сфере живучести плоти. Он сам стал комом стремительно разрастающейся и необычайно живучей клеточной протоплазмы, воплотив в себе те принципы, которые зиждился открыть и подчинить своей воле. Причем протоплазма эта помимо невероятной живучести отличалась также агрессивностью — еще одно подтверждение старому правилу, гласящему, что жизнь во всех своих формах есть хищник, стремящийся урвать от окружающей среды пространство для существования и столько ресурсов, сколько представится возможным.
В первый же час существования в новом качестве профессор Земмельвейс поглотил, ассимилировал и сделал частью себя пятнадцать своих ассистентов, не успевших покинуть лабораторию. Через два он уже сам едва в ней вмещался — университетский корпус, в котором он проводил изыскания, дрожал и трескался под напором стремительно разрастающейся плоти, студенистой массой вытекающей из окон и сочащейся сквозь расширяющиеся щели.
Жизнь не знает ограничений, она двигается неустанно и свирепо, во всех направлениях, где ее не останавливают — один из извечных законов Флейшкрафта. Жизнь, началом которой стал сам профессор Земмельвейс, удалось остановить лишь после того, как в оцепленный квартал Вены спешно перебросили две фузилёрские роты столичного полка с огнеметами, а с неба залили адским огнем, превратив все в копоть и тлен. Чудом уцелевшие клочки этой жизни до сих пор продаются в Вене ловкачами по три талера за фунт, им приписывают чудодейственную силу, утверждая, что они превосходно справляются с мигренью, судорогами и водянкой…
Но даже если неукоснительно соблюдать все существующие правила, тайные и явные, это не защитит флейшкрафтера от трагической участи. Карл Рейнхард Август Вундерлих, еще одно светило Флейшкрафта, всю свою жизнь посвятил изучению болезней и добился таких успехов, что единолично остановил эпидемию холеры тысяча восемьсот шестьдесят шестого года в Лейпциге. Этот везде был осторожен и не допускал оплошностей, но его прыть, должно быть, раздражала кого-то в Аду. Или кто-то из адских владык был серьезно раздосадован, не получив причитающейся ему доли мяса.