Ведьмы танцуют в огне
Шрифт:
Ратуша пустовала, только одинокий секретарь собирал с пола разлетевшиеся бумаги.
— Герр Фёрнер у себя? — спросил Готфрид, проходя мимо.
— Отправились на дознания, — ответил тот.
Готфрид помог ему собрать белые листки в неаккуратную пачку, а потом поспешил в Труденхаус.
Карета, которую он поймал по дороге, быстро домчала до места. Готфрид выскочил на улицу, вбежал внутрь, где наскоро поздоровался с Денбаром и столкнулся лицом к лицу с Дитрихом.
И на дознание он опоздал, и не выспался.
— Путцера уже отпустили? — спросил Готфрид, переводя дыхание.
— Не-не, всё только начинается, — ухмыльнулся Дитрих, пожимая руку. — Оставили пока, после обеда вернутся и продолжим.
Они вошли в пыточную. Скорняк, привязанный к креслу, злобно глядел на них.
— Давно они уехали?
— Да вот только что, не знаю, как ты их не встретил.
Готфрид оглядел пыточную и кивнул на скорняка:
— Молчит?
— Молчит, — вздохнул Дитрих. — Надо бы ворот смазать, а то скрипит, как стариковские кости. Ах да, тебя же их светлость к себе просили! Если, говорит, появишься, то сразу…
— Что ж ты сразу не сказал?
Дитрих пожал плечами.
У Готфрида вдруг появилась идея, и он кое-что шепнул ему на ухо, а потом добавил так, чтобы Путцер мог слышать:
— Пока пожалеем, нужно кое-что узнать, — миролюбиво сказал он. — Я сейчас схожу к Фёрнеру, а ты пока привяжи его к лестнице, но не вздумай пытать раньше времени!
— Всенепременно! — с ухмылкой ответил Дитрих.
Бухнув дверью, Готфрид ушёл. Послышались его шаги по тёмному коридору.
— Ну что, изверг колдовской? — плотоядно улыбнулся Дитрих жёлтыми зубами. — Пока герра Айзанханга нет, я тут повеселюсь с тобой чутка.
С этими словами он привязал ноги скорняка к длинной лестнице, приставленной к стене, привалил его к ней, взял кусок толстой измочаленной верёвки и затянул его петлёй на связанных руках несчастного. Затем он перекинул верёвку через верхнюю ступеньку лестницы и что есть силы натянул.
Скорняк издал только приглушённый рык, сухожилия его захрустели.
— Крепкий, кабан эдакий! — ругнулся Дитрих и всем телом повис на верёвке.
Жирная спина скорняка вытянулась на округлых перекладинах, снова раздался хруст и Рудольф Путцер тихо, словно неуверенно, начал мычать от боли.
— Ага! — обрадовался Дитрих. — Кричи погромче, всё равно никто не слышит!
И он заржал так злорадно и мерзко, что Путцер застонал уже в полный голос.
Почти час он мучил скорняка — растягивал его на лестнице, отдыхал, снова растягивал. Путцер молчал, только бубнил что-то в усы. Когда Дитрих в очередной раз, пыхтя и отплёвываясь, начал своё тяжкое дело, вошёл Готфрид с бумагами в руках.
— Дитрих! — заорал он с порога. — Я же тебе велел!..
— Извините, — лепетал Дитрих. — Я решил, что его, богоотступника, надобно
— Иди сюда, — рявкнул Готфрид, вытащил его за дверь и плотно затворил её. — Ну, как? — осведомился он шёпотом.
— Да никак! — так же тихо ответил Дитрих. — Даже не испугался.
— Но поверил?
— А чёрт его знает! А что викарий сказали?
— Отчитал меня за опоздание. Сейчас они с судьями будут. Раньше них пришёл, чтобы проверить.
— Ладно, пока ещё попробуй, — Готфрид хлопнул друга по плечу и рявкнул: — Ну, погоди у меня, сейчас я герров судей приведу, перед ними и…
Он втолкнул Дитриха обратно и ушёл, захлопнув дверь.
Возможно, такая уловка поможет Готфриду заслужить доверие скорняка, чтобы вечером…
Путцер тяжело вздохнул и исподлобья посмотрел на Дитриха.
— Ну, чего смотришь? — спросил он. — Нравится мне это, понимаешь? Погоди, он ещё не скоро вернётся, некому тебя защищать.
Он ударил скорняка в живот, а затем снова растянул его на лестнице, то и дело отвешивая ему оплеухи и гадостно посмеиваясь.
Через некоторое время вернулся Готфрид с судьями, и пытка началась уже официально.
Однако так ничего и не принесла. Колдун молчал, будто ему отрезали язык.
— Нет, в этом скорняке всё-таки секретов больше, чем дерьма, — сказал Дитрих, когда они с Готфридом шли в пивную, чтобы расслабиться после рабочего дня. — Поверь мне, я-то вижу. Мне сначала показалось, что он на девок пошёл глядеть, но нет. Он у них там если не главный, то уж точно не на побегушках.
— Он был на похоронах Альбрехта, — сказал Готфрид, надеясь, что вместе с Дитрихом они смогут распутать эту сеть.
— Кого? — переспросил тот вместо блистательной гипотезы.
— Мастера, который мою шпагу выковал. Ну, друг моего отца.
— А-а-а-а… — протянул Дитрих, сворачивая на Доминиканерштрассе и разбрасывая ботинками дорожную грязь. — Значит скорняк точно к этому причастен.
Дитрих был бы гением, если бы не был таким бараном.
— Я знаю, — сообщил ему Готфрид.
— Да я про то, что они были знакомы с твоим Альбрехтом. Что-то тут не чисто. Думаешь, твою Эрику прямо на похоронах опоили?
— После. Я видел, как она возвращалась с них.
Дитрих задумался.
— Значит так и есть, если только она не пригласила братьев-ведьмаков к себе на праздник, — и он скривился в подобии зловредной усмешки, вытянув лицо вперёд.
Они всегда возвращались из пивной вместе по Ланге штрассе. И этим вечером всё было как всегда — они распрощались в начале Геллерштрассе. Дитрих пошёл дальше, а Готфрид свернул, будто бы к своему дому.
На самом же деле он прошёл мимо него и снова отправился в Труденхаус через тёмные вечерние переулки.