Ведьмы.Ру
Шрифт:
— А слева Холера? — Ляля тоже наклонилась. — Холечка. И Зарочка.
Антонина Васильевна лишь головой покачала.
Ульяна хотела было спросить. Нет, не про маму. И не про предстоящую встречу. И не про дар. Всё-таки на такие темы лучше разговаривать наедине и не за ужином. Просто… что-нибудь.
А оказалось, что и спрашивать нечего.
— Я документы посмотрел, — Игорёк ел очень мало. Даже не столько ел, сколько ковырялся в тарелке, размалывая вареную картошку в пюре. — Извини, что без спроса, но вы уехали, а заняться больше
— Кредиты… — Ульяна совершенно про них забыла.
То есть, как-то она вроде помнила и про документы, и про долги, но получается, что забыла.
— Деньги есть, — Мелецкий разогнулся, правда, как-то неудачно, бахнувшись головой о столешницу.
— Осторожно!
— Волнуешься?
— А то. Последние мозги отобьёшь.
Ляля хихикнула.
— Ну, — он потер макушку. — Теперь ты хотя бы признаёшь, что они у меня в принципе имеются. Уже прогресс.
— Какая любовь… — Ляля сложила ладошки и зажмурилась. — Я тоже так хочу…
— Башкой об стол? — поинтересовался Никита и икнул. — Чтоб… не надо было… извините.
— Бестолочь. И ничего-то он в любви не понимает.
— Ба, у тебя настой от желудка тут? Кажется, мне опять…
— А я говорил, что нельзя собаке ветчину жрать! Тем более в таких количествах! — Мелецкий крикнул это вслед Никите. — Питаться надо правильно…
И повернулся к столу.
— Мы там взяли денег…
— Всё-таки мародёрствовали? — захотелось заплакать, беспричинно и горько, чтобы все вокруг забегали и начали утешать. Обычно-то на Ульянины слёзы внимания обращали не больше, чем на саму Ульяну, но тут ведь по-другому.
Вдруг да забегают?
И Мелецкий волноваться станет.
Или нет? Или скажет какую гадость?
— Это не мародёрство. Это честная военная добыча! Дядь Женя, скажите…
— Скажу. Зараза и Холера… а третьего как? Чума? Не, ему не идёт, — дядя Женя вытащил из-под стола бутылку. — Вы только гляньте, какая у него рожа хитрая… прямо-таки извращённо. Точно! Будешь Извращенец!
— Длинно, — Ляля тряхнула светлою гривой.
— Тогда Изверг! Чума, Холера и Изверг.
Антонина Васильевна посмотрела в потолок, а Игорёк тихонько кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Так вот, изначальная сумма долга была не так и велика. По первому договору.
— А сколько их там?
— Девять.
— Девять?! — Ульяна даже вскочила, с трудом сдерживая желание что-то сотворить, что-то такое… нехорошее. — Я подписывала только один! Мама…
За столом стало тихо.
— Она попросила… сказала, что ей нужно. На обследование. Что её муж, он… не верит, что она больна. И запрещает обследоваться. Она… теперь я понимаю, что это всё ерунда. Бред даже. Она через месяц куда-то летает отдыхать. Покупает, что хочет. Постоянно и рестораны-кафе, и салоны красоты. Она нашла бы деньги, но она так… так плакала. И просила…
— Тише, — тёплая
— И я взяла. Заключила договор. Там всего триста тысяч. А у меня как раз работа. Первая ещё. И я подумала, что даже если у неё не получится отдать, то сама смогу. И отдавала. Платила. Как могла. Но больше — нет. Больше я не подписывала договоров! Какая там сумма по итогу?
— Пять миллионов, — Игорёк понюхал картошку и, скривившись, сунул в рот.
— Пять…
— Надо пересчитать добычу, — Мелецкий вот, кажется, не слишком впечатлился. — Если что, машину продам. Отец, конечно, забрал, но с юридической точки зрения она — моя.
— Ты… и вправду готов? Машину?
Не то, чтобы Мелецкий как-то по особенному относился к своим машинам, но вот так… это… это… слов нет.
— Готов. Хотя не уверен, что дадут много. С другой стороны, если через знакомых… я ж переделывал её чутка. Там, мотор и в целом апгрейдил. У одной фирмы заказал, маленькой, но знают. И работу ценят. Так что, если обратиться, думаю, можно будет взять. Ну или через них же, они порой сводят за малый процент.
— Я…
— Можешь меня поцеловать, — он ткнул пальцем в щёку. — Ну, потом. Сперва её вернуть надо. И продать.
— Боюсь, это не поможет, — сказал Игорёк. — Во-первых, по остальным восьми договорам были изначальные платежи, один или два, но после этого — тишина. Во-вторых, проценты увеличивают сумму втрое. В-третьих, штрафные санкции делают её ещё больше.
Стало тихо-тихо.
— А в-четвертых, я не уверен, что, даже если мы проплатим всё, то это действительно всё. Так-то я могу обратиться к деду, конечно, но…
Игорёк развёл руками.
— Есть такое чувство, что это не поможет.
Ничто не поможет.
Кажется.
— Вдох сделай. Медленный, — мягкий бабушкин голос донёсся извне, издалека, словно пробившись сквозь слой ваты, который взял и окружил Ульяну. Но это не вата. Это сила. Такая тёмная-тёмная.
Душная.
И много её.
И надо что-то сделать, чтобы эта сила не задушила саму Ульяну. Использовать. Как? Проклясть? Её ведь прокляли. И папу. И маме ничего за это не было.
Никому из них ничего за проклятья не бывает.
Хочешь — человека.
Хочешь — центр торговый. Хочешь вовсе этот город. Или другой какой. Или… ведьмы в сказках совсем недобрые. Так почему бы и нет? Может, если соответствовать…
— Дыши.
Ульяна сделала вдох, и сила потекла внутрь.
— А теперь попытайся использовать…
— Как?
Пожелать? Только пожелания в душе совсем-совсем нехорошие. И Ульяна одновременно боится, и страстно хочет сделать всем плохо.
Больно.
Или…
— Для начала давай закроем пути.
— Какие?
Перед глазами тоже туман. Клубится этакою чёрной мошкарой. В тумане та пляшет, мечется. И сквозь него видны люди-огоньки.
— А вот те, что к посёлку ведут. Тут ведь людей немного?