Век Екатерины Великой
Шрифт:
Григорий подмигнул Владимиру, коего от таких крамольных разговоров охватила оторопь, и объявил:
– А вместо него посадим на трон его жену. Она благоразумней, даром, что немка – зато Россию любит паче своей Пруссии.
Петр Пассек удивленно переводил взгляд с одного Орлова на другого.
– Вы что, братцы, серьезно так порешили? – спросил он, сглотнув подкативший к горлу комок.
– А у тебя есть предложение лучше? Кого вместо голштинца Петра предлагаешь поставить? Излагай!
Пассек покрутил головой,
– Сохрани меня Боже! Ничего крамольного я не предлагаю.
– Крамольного! Где ж ты видишь крамолу? Знаю, что ты можешь предложить – терпеть подобные надругательства и дальше.
– Нет, отчего же? – беспокойно заерзал тот на стуле.
Григорий гнул свое:
– Тем временем он избавится от своей законной жены, кою уже принародно дурой обзывает, женится на Катьке Воронцовой. Она, говорят, уже брюхата от него.
– Интересно, кого родят два уродца? – нехорошо усмехнулся Алексей Орлов. При сем шрам на щеке его густо покраснел.
– Она брюхата? – подскочил на стуле Пассек. – Ну, сие уже слишком! Посмешище на весь мир!
– А я о чем толкую? – воскликнул Григорий. Поднявшись со своего места, он приобнял за плечи Пассека и стоявшего рядом Федора. – Решаемся, ребятушки, – сказал он заговорщическим тоном, пригнувшись и подавшись вперед так, что голова его нависла чуть ли не посередине стола. – Пора скинуть неудачного государя с престола, иначе пропала наша Россея-матушка на долгие лета!
Все переглянулись. Григорий остановил взгляд на младшем брате.
– А ты, юнец, – строго обратился он к совершенно огорошенному Владимиру, – не сиди с открытым ртом. Смотри: нигде не проболтайся. Скоро мы тебя отправим в Брюссель, аль еще куда – учиться.
Алексей подхватил Владимира под локоть и подошел к остальным. Обняв всех своими ручищами, предложил дрогнувшим голосом:
– Давайте поклянемся, что друг друга не предадим, и дело наше святое за-ради отечества родимого доведем до конца.
С секунду они смотрели друг на друга. Клятву за Алексеем повторили в один голос.
Наступил июнь. В июле Петр хотел уже вести военные действия в Дании. Императрица, как и многие другие, догадывалась: не токмо Дания стояла в планах нового императора. Главной целью Петра Федоровича было сломить строптивость гвардейских полков там, на полях битвы, оставив в то же самое время в столице хозяйничать войска своих голштинцев – сберегая им жизнь с целью потом сделать их своей личной охраной.
Елизавета Романовна, фаворитка императора, токмо получившая из рук государя ленту Святой Екатерины, беззаботно поигрывала веером и, сидя на канапе, рассматривала новую картину, подарок ее брата Семена, недавно получившего от государя новый чин. Петр Федорович находился в ее покоях. Вдруг вспомнив о чем-то, Елизавета отставила веер:
– Ты знаешь,
– Что такое, сердце мое? – весело отозвался Петр Федорович.
Он был в новом щеголеватом камзоле светлого тона, который ему весьма нравился. В сей момент он играл на скрипке музыку из новой пиесы, кою разыгрывали нынче вечером, а потому пребывал в хорошем настроении.
– Ты прекратил войну с Пруссией, приказал войскам вернуться в Россию, заключил мир со своим любимым Фридрихом, отказался от завоеваний недавней войны.
Петр, аккуратно положив на стол скрипку, обнял любовницу за плечи и вкрадчиво, очень четко выговаривая слова, сказал:
– Романовна, дорогая моя, не обращай внимания. Я знаю, что происходит в моем государстве. Кто умеет уживаться с русскими, тот может быть уверен в них, милая моя. Не беспокойся! Многим много чего не нравится, и наипаче – мое желание идти на Данию. А я ни на что не посмотрю, а свое себе возверну. Тебя же, Лизонька, радость моя, нынче хочу порадовать приятным зрелищем.
– И что за приятность ожидает меня, мой государь?
Император выдержал паузу, потом заявил:
– Новая презадорнейшая пиеса. Билеты на сию пиесу я раздаю всем сам. Вот тебе особливый, нумер первый, – сказал император, гордо протягивая своей фаворитке узенький синий билет.
Воронцова с поклоном приняла его, манерно сделав реверанс.
– Я крайне польщена, Ваше Величество. Значит ли, что я буду сидеть рядом с самим императором? – спросила она, с улыбкой разглядывая билет.
– Ужель вы могли усомниться, драгоценная моя?
Петр подошел к ней чуть сбоку, нежно взял ее под пухлый локоток, поцеловал в плечо. Лизавета резво развернулась и, ухватив его ладонь, звучно чмокнула.
– Что же за представление будет?
– Ах, дорогая, не будем опережать события, да и времени нет совсем. Надо поторопиться распространить билеты. Жду вас нынче вечером, в пять.
Скорый на подъем Петр был уже в дверях. Весело махнув рукой, он исчез, пусть фаворитке и не хотелось его отпускать.
Днем 26-го июня Петр Федорович давал большой обед в новой японской зале. Затем все прошли к одному из рукотворных прудов, где началось представление. Ничего особливо интересного – сражались марионетки на двух маленьких галерах, – но император находил в оном огромное удовольствие. Еле высиживали пиесу сию пригнанные сюда гвардейские полки, такожде, как и его голштинцы. Потом все смотрели совершенно постную комедию под музыку неизменной скрипки императора. Ювелир Позье, недавно заменивший опального Бернарди, оказался рядом с грустной императрицей Екатериной Алексеевной, одетой в траурное, но необычайно изысканное платье. Она сказала ювелиру, что принадлежащий ей орден Святой Екатерины сломался, и надобно его подчинить.