Век-волкодав
Шрифт:
Под ухом свистнула пуля. Командующий Обороной повел плечами, нащупал подошвами непослушную земную твердь. Выдохнул резко.
— Отходим! Поговорили — и хватит. Меня отпустите, сам пойду. Голову напекло, видать. Ну, чего стоим?
Отступали под пулями, и Кречетов быстро успокоился, даже со сгоревшей памятью свыкся. Невелика рана — с четверть часа всего. Другим, кто рук-ног лишился, хуже пришлось.
…От всего разговора — только отблески синего с красным. И ноющая боль чуть пониже сердца.
Не беда,
За старую стену Кречетов заскочил последним, с пулями наперегонки. Одного из «серебряных», коновода, все же слегка задело, и командир, не глядя, скомандовал:
— Фельдшера, быстро!.. И лошадей отгоните, не ровен час побьют.
Лишь затем осмотрелся, первым делом приметив готовые к бою пулеметы. Оборону заняли по всем правилам, круговую. Лучшие стрелки возле стен, остальные на подхвате, к патронам ближе. В центре, недвижно застыв — желтые монахи. Глаза закрыты, пальцы четки перебирают.
Чайку Кречетов не увидел и мысленно сделал зарубку в раненой памяти.
— Товарищ командир! — суровый неулыбчивый Мехлис подбросил руку к козырьку. — К бою готовы!..
Иван Кузьмич удовлетворенно повел плечами:
— Вот и добре, товарищ комиссар. Выношу благодарность, после перед строем объявлю.
Лев Захарович закусил губу, поглядел странно:
— Учитель нашел ученика абсолютно свободным от всяких коанов… Если еще год назад меня назвали бы комиссаром!.. А действительно, кому они нужны, эти коаны?
Кречетов кивнул, причем весьма одобрительно. Не теряет духа, большевик пламенный, даже шутить пытается. Ну, чего тут еще у нас? Кибалка? Кибалка, ясное дело. Ремень висит, фуражка на ухо сползла, на щеке пятно от пыли. Глаза веселые, шкодные.
— Могу, товарищ командир, сейчас доложить. А могу и после боя, как скажете.
— Скажу, — пообещал Иван Кузьмич и шагнул к ближайшей бойнице. — Только поглядим сначала.
…Халаты и шапки бараньи подобрались уже к самому подножью. Стреляли бестолково, все больше в белый свет, лишь изредка пули выбивали пыль из старых камней. Часть всадников собиралась в нестройную толпу, остальные двумя крыльями начали окружать холм.
— Чар-яр! — заорал кто-то, крик подхватили, разнесли громким тяжелым эхом.
— Чар-яр! Чар-яр! Чар-я-я-ар! Чалы яры-ы!..
Топот копыт, выстрелы, густой конский дух, сухой запах потревоженной пыли… Иван Кузьмич опустил бинокль, к племяннику повернулся.
— Не будут пока штурмовать. Загонщики это, не герои, орать только горазды. Подмогу ожидают, по всему видать. А ты чего доложишь, боец? Только ремень сперва подтяни, смотреть противно.
Справившись с непослушным ремнем, Кибалкин, выпрямился, дернул подбородком:
— Стало быть, пункт номер раз, товарищ командир. Разъяснили Гришку, филин который. Его гражданин Бурбужал прятал — монах, что послу переводит. Боялся, то мы птицу
Докладывал Иван-младший с самым серьезным видом, лишь в глазах плясали бесенята. Кречетов нахмурил брови:
— После боя с попом разберемся. Филина не обижать, на довольствие зачислить и в безопасное место определить… А какой пункт следующий будет? Мышь полевую заарестовали?
Кибалкин взгляд внезапно стал очень серьезным:
— Ты, дядя, не волнуйся только. Товарищ Чайганмаа Баатургы… Она вроде как видеть начала, но не взаправду, а непонятно что. Фельдшер говорит, с головой у нее непорядок, точно после сильной контузии. Мы ее между стен спрятали, там безопаснее всего.
Кречетов, поглядев на шумящую толпу возле холма, прикинул, что время, пусть и небольшое, еще имеется. Ждут, загонщики…
— Веди к ней, Ванька!
Девушка сидела в узком промежутке между стен, устроившись на большом круглом камне. Голова опущена, руки сложены на груди. Услыхав шаги, медленно встала, повела недвижными пустыми глазами.
— Жан…
Иван Кузьмич замер на месте. Чайка попыталась улыбнуться, протянула руку.
— Недостойная узнала ваши шаги, товарищ командующий Обороной. Мне было плохо, друзья испугались, но сейчас уже все в порядке. Я не сошла с ума.
Кречетов, облегченно переведя дух, шагнул вперед. Девушка подалась навстречу, оступилась, успела ухватиться за выступающий из стены камень.
Выпрямилась.
— Недостойная сердечно благодарит за участие, но просит великого воина не тратить попусту время. Место вождя — среди бойцов, а не среди слабых женщин…
Осеклась, дернула губами.
— Только скажи мне, Жан… Синий и красный — там, у подножия холма. Это было? Синий я узнала. Лаин Хуа — огонь над Пачангом…
…Отблески синего с красным, ноющая боль чуть пониже сердца. Красный командир глубоко вздохнул:
— Это было, Чайка. Вы все увидели правильно.
Девушка резко вздернула голову:
— Тогда ты должен знать, мой храбрый Жан. С той стороны, где горел свет, у горизонта — полчища демонов-яки и цхун, неприкаянных мертвецов, их тьмы и тьмы, они жаждут крови, они спешат… Не перебивай!..
Повела глазами, затем уверенно указала на север, в сторону близкого Кашгара:
— Там! Уже близко… Красные знамена Великого Махакалы, защитника Севера. Он и его войско рядом, вам надо продержаться совсем немного. Поверь мне, Жан, поверь!..
Иван Кузьмич вытер холодный пот со лба. Чайка ждала ответа, протянутая рука дрожала…
— Товарищ командир! Товарищ командир! Скорее!..
В проеме между стен мелькнула чья-то встрепанная борода.
— Кузьмич, дуй сюда!
Кречетов облечено вздохнув, повернулся, чтобы уйти, но все-таки задержался на миг.