Вексельное право
Шрифт:
– Хорошо-с! Вернемся к началу. Что вы хотели сказать еще по поводу признания или непризнания виновности?
– Как советский человек, считаю себя немного виноватым.
– В чем же?
– В недосмотре. Не догадался настоять перед начальством на организации контроля за отпуском и приемкой мешкотары. Вот если вы меня привлечете по сто одиннадцатой, то есть за халатность, вину свою признаю. Хочу предложить компромиссное решение: вы привлекаете меня не по сто шестьдесят второй, а по сто одиннадцатой, я признаю себя виновным. Музыка играет туш, и народный суд
Все это походило на какую-то сделку. Ведь преступник часто готов вставить голову в петлю поменьше, чтобы не быть захлестнутым большой петлей.
– Прокурор интересуется вашей биографией, – ответил я уклончиво. – Прежде всего я должен выполнить указания прокурора.
– А… а! Ну, здесь у меня все в порядке. Известно многим: сам – рабочий, сын рабочего, внук рабочего и правнук рабочего…
– Доказывайте!
– Нет ничего легче: при деле имеется пакет с моими документами личного права – куррикумом витэ. Вскройте и убедитесь.
В пакете была старенькая истрепанная метрика, из которой следовало, что отец и мать новорожденного, нареченного Петром, происходят из крестьян и являются рабочими какой-то путевой дистанции Сибирской железной дороги. Были и еще документы. Получалось – рабочий класс.
– Хорошо, назовите адреса ваших знакомых, приятелей, друзей.
Он назвал десятка полтора. Тут были и беспартийные, и комсомольцы, и два-три коммуниста из числа колхозников, приезжавших в Заготзерно.
– Но ведь это ваши служебные знакомства, Свиридов? А вы мне просто ваших приятелей дайте, таких, с которыми у вас обычные человеческие отношения. Ну, возможно… выпивали вместе?
– Я не пью.
– Совершенно?
– Абсолютно.
– И никто к вам в гости не ходит? И вы ни к кому?
– Да. Мы с женой – домоседы.
– Ну, ладно, распишитесь! Вот здесь…
И я прекратил допрос.
– Долго намерены меня держать в тюрьме?
– Нет, недолго. Выполню указания прокурора и освобожу вас под поручательство или подписку.
– А жена может являться поручателем по закону?
– Может.
Отправив Свиридова, я призадумался.
Судя по материалам дела, Свиридов в течение последних двух лет работал на складе один, если не считать грузчиков. Там не было даже охраны. Неудивительно: мог недоглядеть, вот и растащили по десятку мешков. Привлекать его за хищения? Пожалуй, тут больше виноваты администрация, бухгалтерия, создавшие такие удобства для воришек.
Только… если Свиридов не виновен, какого ж черта он напрашивается на «компромиссную» сто одиннадцатую?! Зачем ему это? Почему не хочет добиваться полной реабилитации? Однако не следует упускать из виду и то, что Свиридов уже четыре месяца в заключении. Не шутка! За это время можно вообще утратить веру в социальную
Может, ученые когда-нибудь придумают такой просвечивающий прибор: наложил следователь на лоб и на сердце обвиняемого пластинку, вроде фотографической, включил прибор, потом проявил пластинку в особом составе и – пожалуйста: чистый негатив, белый – значит, обвиняемый невинен, как агнец. Серая пластинка, мутная – получай статью!
Может быть, и появится в будущем такая «криминально-психологическая рентгеноскопия», а пока ничего такого в распоряжении следователя не имеется.
Только тщательный, внимательный отбор фактов, мысленное их процеживание. А после – анализ и выводы.
И все это – чертовски трудное дело!
Вот и со Свиридовым: с одной стороны – обыкновенный кладовщик, рабочий с двухклассным образованием. С другой – словесные изыски: «вы, вероятно…»; «компромиссное решение»; «увенчивают лаврами…»
Да и собственноручно написанные показания Свиридова блистательно грамотны.
Нет, не зря прокурор требует «покопаться» не столь в деле, сколько в личности обвиняемого!..
В таких розмыслах я и проводил вечер, когда в дверь несмело постучали и вошла…
– Логинова? Катюша?..
– Как видишь, я…
Смотрел и глазам не верил: Катя Логинова! Друг комсомольской юности… Ну и ну!.. В девятьсот двадцатом году была Катя Логинова в нашем городке видным комсомольским работником, членом губкома, секретарем районного комитета…
– Ну, никогда б не поверил, что доведется еще встретиться!.. Тебя ведь ЦК куда-то на юг перебросил, а ты – опять здесь?
– Да… Много воды утекло. Ты очень изменился: повзрослел…
– Еще бы! Десять лет… Ну, садись, бывшая любовь!.. Замужем?
– Ага, а ты?
– И я «замужем». Сыну уж девять.
– Как время летит, Гошенька!.. А я к тебе с горем.
– Ну и правильно сделала, что пришла, – выкладывай!..
– Я… жена Свиридова.
Я опешил.
– К…какого Свиридова?
– Того самого.
– Постой… Да ведь он беспартийный. Что у вас общего?..
– Я тоже беспартийная.
– Вот как!.. Да… Нэп многие биографии изменил. Значит, это ты погасила недостачу, внесла деньги за мешки?
– А как же!..
Заглянул в Катюшины, по-прежнему прекрасные, глаза, опушенные густыми ресницами. Бедная, бедная моя Катя!..
– Ну, рассказывай, все рассказывай про своего благоверного!
Из слов Катюши Логиновой можно было составить такую характеристику Свиридова: чудесный муж, золотой человек. Умница, но не любит выделяться и не стремится к житейским благам. И слишком доверчив. Вот и результат: оклеветали, обманули, опутали.
– В Заготзерне все злы на него за то, что он умнее и честнее всех, благороднее, – в волнении рассказывала Катюша. – Они спали и видели: как бы Петю сжить со света, убрать с дороги, чтобы можно было безнаказанно жульничать. Особенно этот Павлов, бухгалтер… Наверно, сам и воровал. Петя часто выезжал в деревню за тарой и ключи от склада оставлял Павлову.