Веление долга
Шрифт:
За неимением специальной аппаратуры пришлось придумать новый метод испытания. Я поочередно упирался ногами в грудь то Голубева, то Ройтберга, и оба с удовлетворением констатировали, что педали управления я смогу выжать при любых условиях полета. Друзья тут же сообщили, что ножное торможение на [48] новых истребителях заменено ручным, пневматическим. Это меня очень обрадовало: отпадала одна из сложных для меня проблем.
Друзья вскоре уехали, укрепив мою уверенность в том, что я буду летать. И я решил уже практически испробовать свои силы и возможности. Случай скоро представился. Однажды на «ПО-2» прилетел мой сослуживец, участник трех войн, летчик Никитин. Я забрался в машину, поработал рулями, а
– Прямо скажи, Николай, - потребовал я, - без всякой скидки на деревяшки: пойдет у меня дело или нет?
– Пойдет, честно говорю, пойдет!
– заверил Никитин.
– Если хочешь знать, ты уже сейчас готовый летчик связи.
Но такая перспектива меня не устраивала. Оставаться летчиком связи в своем родном гвардейском полку я не мог, а покидать его мне не хотелось.
Майор Шварев, которому поручили «вводить меня в строй», усомнился в моих возможностях. Тогда моей летной подготовкой занялся старый балтийский летчик Лаврентий Порфирьевич Борисов. Помню, зашел он ко мне домой и, поздоровавшись, спросил без обиняков, могу ли я в случае штопора сразу снять ноги с педалей? Услышав этот деловой вопрос, я понял, что именно Борисов собирается сделать все для того, чтобы я снова сражался под гвардейским знаменем родного полка.
Начали мы с полетов на «ПО-2». Борисов учил спокойно, но взыскательно.
Вскоре я вылетел на «УТИ-4». В свое время я сам подготовил десятки летчиков на этом учебно-тренировочном истребителе.
Труднее всего было выдержать направление на пробеге. Ведь именно в этот момент ноги пилота должны обладать особой чувствительностью. Но и эту трудность Борисов помог мне преодолеть.
Следующим шагом были тренировки на самолете конструкции Яковлева. Через некоторое время я уже [49] выполнял на этой скоростной машине такие сложные фигуры пилотажа, как штопор и бочку. Но летал пока с инструктором. И вот 7 июля 1944 года Борисов, наконец, разрешил мне самостоятельный вылет.
Я подошел к истребителю, схватился руками за борт, подтянулся и сел в кабину. Надел и закрепил парашют, застегнул шлем, включил радио и, настроившись на заданную волну, попросил разрешение на взлет.
– Какая превосходная сегодня погода!
– сказал подошедший Борисов и вместо напутствия подал мне руку.
Я повел истребитель на взлет. Машина вела себя послушно. Вот уже и скорость нормальная. Беру ручку на себя, и истребитель легко идет вверх. Как хорошо в воздухе! Выполняю удачно все задание и веду машину на посадку. Это для меня самый ответственный момент. Вот уже машина коснулась земли и стремительно бежит по полосе. Неожиданно она начинает уклоняться в сторону, а я ничего не могу сделать. Самолет так и сошел с посадочной полосы, хотя, к счастью, не перевернулся.
Бледный сидел я в кабине, ожидая приговора.
– Как себя чувствуешь?
– спросил Борисов.
– Ничего, - с трудом выдавил я.
– Полетишь снова, - сказал он спокойно.
Но вылететь в этот день не пришлось. Взглянув на хвост машины, Борисов заметил, что костыль не стопорится.
Так вот почему истребитель уклонился на пробеге! У меня сразу же отлегло от сердца. [50]
Победа
В погожие теплые июльские дни 1944 года летчики, инженеры, техники, мотористы помогали мне осваивать самолет «Як-7»; это было следующей ступенькой к еще более совершенному истребителю - «Ла-5» (на нем в то время воевали летчики моего полка). Вечерами, в часы отдыха, товарищи охотно рассказывали мне об особенностях истребителей, об их поведении в воздухе. Освоение «Як-7» шло быстро и успешно. За неделю я совершил до
Так проходили дни: с утра полеты, а вечером изучение нового типа истребителя. И вот инженер полка и Лаврентий Борисов приняли от меня зачет по «Ла-5». Полеты на нем велись так же интенсивно, как и на других машинах. Борисов понимал мое нетерпение скорее начать боевые полеты, сочувствовал этому, но, как и прежде, строго придерживался своего правила: точно, без пропусков выполнять всю намеченную программу освоения учебного «Ла-5».
Наконец и она завершена. На аэродром в это время [51] прилетел Сербин. Он долго беседовал с Борисовым. А затем последовала команда: подготовить боевой «Ла-5».
Друзья помогли сесть в кабину. Какой превосходный самолет! Первый раз я его увидел давно, из санитарного поезда, когда меня, больного, после врачебной комиссии везли из Ташкента в Алма-Ату. Он стоял на платформе - мощный и в то же время изящный. Мне захотелось выбраться из вагона и провести рукой по его полированным плоскостям, просто погладить их. Радостно было тогда, что в этот тяжелый период страна нашла силы и возможности создать такой истребитель. И в то же время я с горечью подумал: «А ведь мне на таком самолете летать не придется…»
И вот я в этом самолете. Обслуживает и готовит его к полету техник Брусницын - старый и давний мой товарищ, который готовил еще мою «Чайку» на аэродроме в Ханко.
Трудно вспомнить и передать все чувства, которые охватили меня тогда, перед самостоятельным вылетом на «Ла-5». Лучше приведу выдержку из письма, посланного мною семье:
«Только сейчас имею возможность сообщить о себе и о своих делах, - писал я 29 июля 1944 года. Раньше не мог, потому что это была только мечта. Даже лучшие друзья с сомнением качали головой, когда я намекал на то, что хочу снова летать и воевать. В Ленинграде встретил Сербин. Отправил в дом отдыха, где все тепло встретили. Сербин принялся устраивать меня на службу. Я был назначен начальником парашютно-планерной школы. Тут же мне готовили квартиру. Но идея у меня была другая: я хотел опять летать и работать в своем гвардейском полку. Вот эту идею и начал осуществлять.
Ввиду того что в таком положении, как я, еще никто не летал, надо было специальное разрешение из Москвы. Это разрешение я получил. Затем практически приступил к тренировке в специальной части. Ко мне был прикреплен подполковник Борисов. Тренировки прошли хорошо, сейчас я уже летаю самостоятельно на самом современном истребителе. [52]
Вчера мне прислали новый истребитель. Если бы вы только знали, что это за машина! Это - зверь. Да что я говорю - страшнее зверя, потому что у зверя зубы, а здесь пушки; мотор - две тысячи лошадиных сил…
Дней через десять я улетаю на фронт, в свою старую часть…»
Итак, задание самое простое: два полета по кругу, а волнуюсь, пожалуй, больше, чем перед сложным боевым вылетом.
– Запускай!
– командует Борисов.
Взревел могучий мотор.
– Выруливай!
Еще раз посмотрел на собравшихся товарищей и отпустил тормоз. Машина стремительно понеслась вперед.
Оба полета прошли удачно. Даже строгий Борисов поставил «отлично» и за взлет, и за расчет, и за посадку. Не скрываю своей радости. Тепло и сердечно поздравляют друзья. То и дело звучит слово «победа». Пожалуй, правы товарищи, которые произносят его. Для меня, да и для всего коллектива, который помогал мне встать на ноги, это серьезная победа. Ведь теперь я мог снова встать в ряды бойцов, бить врага - делать то, к чему стремился все эти очень тяжелые для меня месяцы.