Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
– Хм…
– Ты ещё не отошёл?
– Нет! Я просто понимаю, что будет, если она не сдастся. И я сейчас о другом, об нашей принадлежности в этой войне. Отец не сможет уговорить её принять сторону Йова.
– Ты считаешь, что это будет плохо?
– Не знаю, мне хорошо и на нейтрале, но ведь и он тоже может уговорить, тогда всё будет в руках Мискера.
– А чего хочешь ты?
– Того, что бы они были живы, оба, а на чьей стороне мне всё равно!
– Тогда в чём проблема?
– В том, что уже скоро мы перейдём на чью-то сторону, и я знаю только то, что на любой из сторон, кроме
– Может этого выбора не будет
– Он будет, это я знаю точно.
Повисла пауза, в которой девочка услышала, как два сердца бьются в разнобой, и будто ритм подсказал ей следующую фразу.
– У меня нет мамы, на самом деле, я не хочу, что бы кто-то чувствовал подобное, и, когда отец рядом, тоже лучше себя чувствуешь, – тут она снова закусила губу, размышляя, действительно ли сама так считает. И, посмеявшись в голове, продолжила, – я постараюсь сделать так, чтобы с твоими родителями ничего не случилось, пока небо само не решит забрать их, обещаю.
Чистые глаза Стронция поднялись на Алму, и посмотрели на лицо, которое она сама так давно не видела, с такой исключительной надеждой и потрясением.
– Проси за «безродную».
– Мне всё равно, я-то знаю, что не такая. Спать не идёшь?
– Уже иду.
====== Узел между ними ======
– “Ше дре вьюба кохолерэ бараозин Марина”.
– Она была в истории, как…
– Она вошла в историю, как… – поправила Алма.
– Бараозин Марина.
– Да, – Алма ухмыльнулась, и посмотрела на Цезу, – только теперь переведи.
– Я не понимаю.
– …как Бриз Марина.
Алма закрыла книгу и отдала её подруге, одновременно подходя к своей парте в классе истории.
– Спасибо, Алма.
– Не за что. Только, на всякий случай, проконспектируй тему.
– Повезло тебе, ты и так всё знаешь. Мало того, что знаешь целиком язык, так ещё и всю саму историю.
– Лучше бы не знала, – Алма закатила глаза.
Цеза пошла за свою парту, а девочка посмотрела на своего соседа. Но она снова быстро отвела глаза. После открытого дня позавчера, Алма старалась не пересекаться с Куртом, просто не зная, как вести себя теперь с ним, поэтому, в последнее время, они просто здоровались.
– Привет.
– Привет, – ответил Стронций, отвлекаясь от учебника истории, – слушай, ты же в Баринском языке разбираешься.
– Это вопрос? – с лёгкой улыбкой поинтересовалась девочка.
– Нет. Просто, тут Марина…
– Бараозин Марина?
– Да, и как же это…
– Переводится, как «Бриз Марина».
– Спасибо.
Повисла пауза, во время которой девочка глазами оббежала весь класс и все лица, размышляя над вечерней проблемой – танцы. Те самые, которые перенесли с открытого дня на сегодня, и которые Алма не особо боготворила. Она взяла ручку, и снова принялась исписывать все поля тетради, пока ей не отвлёк разговором Курт, хотя, она и тогда не остановилась.
– Алма, – шепнул он, – это не моё дело, в прочем, как всегда, а просто интересно, ты пойдёшь на сегодняшние танцы… с кем? Это просто вопрос, – добавила он, заметив удивление девочки.
– На самом деле ни с кем, и вообще думаю, что не пойду. А что? Хотел «поговорить», как тогда?
– Нет, по крайне
– Что?!
– Помнишь, позавчера ты мне говорила: «Радон Висмут постоянно ссорился с Ником, и одно время, пока я была собой, у меня получалось как-то разнять их, а пока была Линой – никак»?
– Ну, помню. И что?
– А Радон, разве, тебя ещё не пригласил?
Рука девочки резко черкнула по тетради и столу, оставив большой след чернил.
– Радон? Это тот, который Висмут?! – широко открыв глаза, Алма посмотрела на Стронция.
– Всё, я молчу.
– Нет, стоп! Договаривай тогда уж всё.
– Не пригласил, так не пригласил.
– Знаешь, я этим пользовалась только раз, а сейчас уже просто не могу удержаться.
Она подняла руку, и легко достала линзы. Её глаза резко вспыхнули яркими цветами всей радуги, и, сводя с ума, посмотрели на Стронция.
– Курт, – медленно и холодно начала она, – зачем он хочет меня пригласить?
– Потому, что ты ему нравишься.
– Как человек, или, как принцесса?
– Он просто сказал, что ему нравятся твои глаза, волосы, и характер.
– Гипноз закончен.
Закатив глаза, и зло выдыхая, Алма быстро вернула линзы назад. И только потом посмотрела на Стронция. Она уже и забыла, как это бывает: некий ступор от гипноза. Немного поморщившись от осознания своего поступка, Алма решила заговорить первая.
– Курт, ты меня слышишь? – спросила она, посмотрев на его бесцельный взгляд.
– Да, всё нормально. Что это было?
– О чём ты?
– О твоих глазах и...! Я сказал, что ты нравишься Радону?!
– Да.
– Это не правда.
– Эх,… как раз таки эта и есть единственно верная правда.
– По крайне мере я теперь понял, что он имел в виду, когда упомянул глаза. У тебя линзы? Ты специально так их снимаешь, когда что-то нужно от человека.
– На самом деле я гипнотизирую только второй раз, – быстро оправдалась она.
– Ладно, не важно. Но, если ты расскажешь ему о том, что это я тебе сказал, Вашинг… Уэльса…
– Я поняла, можешь не договаривать. И, если что, то называй меня лучше Алма Вашингктон, это, как-никак, моя настоящая фамилия.
– Да?
– Да, только она вашим правилам о чистоте родов не подчиняется.
Урок пробежал очень быстро, но сердце Алмы работало ещё быстрее. Она всё думала о том, что будет с Висмутом, потому, что на эти танцы (да и на все остальные), она хотела идти не с ним. Девочка вдруг начала тщательно вспоминать Радона Висмута. Он был на втором курсе, соответственно старше её на два года, и сильно напоминал девочке Рачну. Только он был не таким красным, как она, наоборот, кожа была очень бледная, чёрные волосы, и бирюзовые глаза, такого интересного цвета, который странно походил на её хвост (тоже имел оттенок купоросы). Высокий, выше Алмы почти на голову, но девочка так не любила его за то, что это он. Именно в нём жила такая поганость, скорее высокомерие и любовь к унижению других. На секунду, девочка задумалась о том, что если забыть про характер, то он был бы милым, по внешности, но его сущность портила всё. Этого высокого, худого брюнета с голубыми глазами Алма старалась избегать целый день, и постоянно ходила с кем-то из друзей, чаще всего с Алексом.