Великая игра. Птицы. Ледяной замок. Рассказы
Шрифт:
Сказав это, она быстро погладила его по щеке и сразу ушла уже по-настоящему, быстро, легко — через мгновение она скрылась из виду.
Маттис и не пытался понять свое состояние, он был вознагражден за все, и с лихвой. По счастливому наитию эта девушка сделала то, чего не сделали ни Ингер, ни Анна, и потому заняла особое место.
Он долго-долго сидел на камне.
40
И тогда это пришло. Уже другое: молния вспыхнула и разрешила
Он вскочил с плоского камня.
Сверкнула молния. Только теперь в нем самом, сверкнула и все озарила.
Нет! — испуганно подумал он. Я не смогу.
Он уже не помнил о девушке. Его озарило как раз тогда, когда он сидел, наслаждаясь подаренной ею радостью. И это озарение подсказало ему выход — весь план стал ему ясен сразу, от начала до конца.
Мгновенно и жестоко пробился этот план сквозь навалившиеся на Маттиса беды. И Маттис вынужден был безоговорочно принять его и не бояться, хотя внутри у него все дрожало. Теперь он знал, что ему делать, он понял это и покорился.
Пока он сидел на том, освященном девушкой камне, его осенило. Вот выход из этой мучительной безнадежности. Хеге, Ёрген, я, думал он. Вальдшнепа с ними не было, он был в другом месте.
Сам того не сознавая, Маттис все еще сидел на камне.
— Это так тяжело, — сказал он громко. Но никто не слышал его. Тяжело быть умным, думал он.
41
План был секретный. Все нужно было делать в строжайшей тайне. Даже Хеге он не сказал ни слова — она бы тут же вмешалась и воспрепятствовала ему.
Но условия были слишком жесткие, и потому, когда радость озарения уже улеглась, Маттис решил, что имеет право попытаться найти более приемлемый выход.
На другой день он выждал, чтобы Ёрген ушел на работу, и торжественно явился к Хеге. Она сидела со своими кофтами и что-то мурлыкала себе под нос.
— Что случилось, Маттис? — спросила она, перестав петь.
По Маттису сразу было видно, что речь пойдет о чем-то серьезном.
— Это важно, — сказал он. — Важнее, чем ты думаешь.
— Давай рассказывай, — несколько нетерпеливо сказала Хеге.
Голос Маттиса звучал так, словно у него пересохло в горле.
— Скажи, с кем ты хочешь быть, с Ёргеном или со мной… теперь. — Он начал с самого трудного.
Больше Хеге не требовалось никаких объяснений. Было похоже, что и думать ей тоже не требуется.
— Все будет как есть, — твердо сказала она. — Ты сам понимаешь, с кем я буду… теперь.
— Да, но ведь тогда… — неуверенно сказал Маттис.
И спохватился, он чуть не сболтнул лишнее.
Хеге смотрела на все только с одной стороны:
— Разве ты не понимаешь, что это естественно? Сам подумай.
Он
— Хеге, ты уверена, что уже ничего не изменится? — От ее ответа зависело все.
— Да, уверена, так же как в том, что сижу здесь, — ответила она. — И слава богу.
Маттис потупился.
— Ну что ж…
Хеге знает, что говорит. Голос ее был тверд как камень. Теперь у Маттиса не осталось никакой надежды вернуть ее себе.
— Это умно и трудно, — сказал он. — И сделать это будет нелегко.
— Что сделать? — спросила Хеге. — Неужели ты думаешь, что мы с Ёргеном не сможем достаточно заработать?
Он онемел. Она ничего не поняла.
— Ты должен радоваться за меня, Маттис. — Эти слова Хеге решили все.
Щелк. Замок закрылся.
— Да… радоваться, — сказал он.
Заперт, говорить больше не о чем.
— Ты хотел сказать еще что-нибудь? — дружелюбно спросила Хеге, потому что Маттис молчал, но не уходил.
Он покачал головой. Хеге ответила ему так ясно, что яснее и быть не может. Значит, все решено. Он должен осуществить свой великий план. Но сначала он постоит тут еще немножко.
42
В сарае вот уже много лет лежали заготовки для весел. Маттис так и не трогал их, он обходился старыми. Теперь он вытащил заготовки и начал стругать их рубанком.
Новый план целиком и сразу сложился у него в голове, и эти грубые заготовки были частью единого целого. Как все сошлось! — думал он, чувствуя непонятную слабость: его судьба находилась в руках неведомого.
Ёрген вернулся из леса и увидел, что Маттис корежит рубанком дерево. Непривычное зрелище.
— Тебе нужны новые весла?
— Да, я давно собирался их сделать.
— Хочешь опять приняться за перевоз? — спросил Ёрген, невольно приблизившись к опасной теме.
— Может быть.
Маттис не поднимал глаз. Сказать правду нельзя, план будет загублен, ему все запретят, и только. А то еще и свяжут его.
— Это хорошо, — сказал Ёрген. — Человеку вредно слоняться без дела.
И он поспешил в дом, к Хеге и обеду.
Весла были слишком большие и толстые, Маттис обстрогал их чуть-чуть, чтобы они стали белыми и круглыми и выглядели почти законченными. Но они по-прежнему оставались лишь заготовками, такими им и следовало быть. На них он должен доплыть до берега и спастись или утонуть вместе с ними и исчезнуть навсегда. В этом и состояла самая важная часть его плана.