Великая империя зла

Пилипенко Сергей Викторович

Тогда он спокойно перетащил их по очереди в кусты, а затем, забросав песком кровавые места, возвратился в дом.

Времени на это ушло достаточно, а потому, когда он вошел, тело Мохдата лежало уже вверх лицом, и на ране лежала небольшая ткань, очевидно с одежды самой Гуляб.

Эмир, ничего не сказав, подошел ближе и осмотрел рану.

Кровь уже не сочилась. Лишь рубцы и обожженные, почти рваные края указывали на проделанное им ранее.

Он удовлетворительно кивнул головой и, намазав обильно рану, прикрыл

ее куском ткани.

Затем, обернувшись к Гуляб, произнес:

– Сходи и принеся мне какое-нибудь покрывало. Я разорву его и обмотаю раны целиком.

Та кивнула и отошла вглубь комнаты. Спустя минуту, она возвратилась, держа в руках что-то длинное и непонятное.

– Это моя ночная одежда, - пояснила она эмиру, - а покрывал больше нет, - и развела руками в стороны.

Абдах не совсем понял, что она сказала, но понял другое. Она отдала вещь, принадлежавшую только ей, ради спасения жизни другого.

И это ему понравилось. Он одобрительно кивнул головой и, разорвав одежду на длинные продолговатые куски, с ее помощью перевязал раны, туго обмотав вокруг груди.

– Пить, пить.., - тихо зашептал Мохдат, и Гуляб бросилась было к воде, но эмир молча схватил ее за руку и сказал:

– Пить ему нельзя, не то умрет. Пускай потерпит до утра, а завтра или уже сегодня, мы отведем его к моему звездочету во дворец.

И снова Гуляб не совсем поняла, что хотел сказать эмир, но все же ей дошло, что пить раненому нельзя, и что с утра они уедут во дворец.

– Теперь, я думаю, можно туда ехать, - продолжил Абдах, - это были последние мои враги.

– Но так ли это?
– тут же про себя подумал эмир, бросая взгляд на рядом стоящую Гуляб и комнату с ребенком.
– Я останусь здесь до утра, - прошептал Абдах, показывая руками на ружье, дверь и себя.

Гуляб кивнула головой и, коснувшись его руки, показала комнату, давая понять, что будет рядом с малышом.

– Хорошо, - согласился эмир, уводя ее руку в сторону и чуточку краснея, хотя этого и не было видно в темноте.

Она отошла в сторону, а Абдах двинулся к своему посту. По дороге он еще раз посмотрел ей вслед, а затем тихо уселся возле входа.

Сквозь щель было видно практически всю дорогу и рядом стоящие кусты.

Но, эмир не стал наблюдать сквозь нее, а отойдя в сторону, проковырял довольно большую дыру в глиняной стене, сквозь которую можно было при необходимости выстрелить из ружья.

Это было то преимущество перед нападавшими, которое не давало угодить пулям в защищавшихся, если бы те стояли за самой дверью.

Прошел час. Время шло медленно.

То там, то там почему-то вскрикивали птицы и юрко уносились в сторону.

Эмиру это не давало покоя, и он нервничал.

– Что бы это могло быть?
– думал он про себя, тщетно пытаясь разглядеть хоть

что-то в окружающей темноте.

Луна уже опустилась ниже и плохо освещала ту часть дороги и кустов, где лежали тела погибших.

Но все же, Абдах догадался, в чем дело. На запах крови, доносящийся от рядом лежащих тел, сбегались хищники, и именно они поднимали с гнезд птиц.

Это было слышно по тому, как где-то в кустах слышался недовольный злобный рык и небольшое повизгивание.

Шла такая же упорная борьба за выживание, где сильный мог содержать себя сам.

Эмир немного успокоился и даже чуточку вздремнул, понимая, что сейчас вряд ли кто осмелиться лезть в кусты, которые кишат голодным зверьем.

Вскоре забрезжил рассвет, и наступило утро.

Звезды и луна постепенно спрятались в небе, и их место заменило раннее весеннее солнце.

Огромный кроваво-красный диск поднимался над дворцом, часть которого была видна из этого дома.

Эмир сидел возле проделанной в стене щели и молча наблюдал за наступающим восходом.

Величественное и красивое зрелище поражало его взор. Вся территория медленно и все больше, и больше заливалась огненно ярким светом, поднимая вверх струящиеся потоки воздуха и отбрасывая в стороны темноту.

Вскоре все слилось в едином свете, и наступил день.

Он начинался для эмира сурово и жестоко. С той наибольшей правды, которую сулила ему судьба и сама жизнь.

И сейчас он был верен себе, как никогда больше.

Эмир понимал, что от росчерка его пера и от его мыслей будет зависеть многое и многих. Что от глубины посвящаемых им знаний людям, будет зависеть судьба целого народа и других в том числе.

Что от величины его внутреннего познания мира и внешнего окружения, будет зависеть судьба земли целиком, хотя он всего лишь небольшая ее же частичка.

Но из таких, как он, и складывалась вся планета. И чем больше будет таких, тем проще и легче будет им же существовать.

Нельзя поддаваться соблазну мыслить только по-своему. Надо брать это у других и отображать в себе, все дальше и дальше углубляя свои знания и распространяя их везде по свету.

Такое решение пришло эмиру, и таким он был сам в ту минуту. И, казалось, что вечность поглощает его самого, а вместе с ним и тех, кто его окружает.

И хотя сегодня он пока был один, то на завтра таких взрастет вдвое. В этом почему-то Абдах не сомневался.

Ему не хотелось думать о плохом, и он думал только о хорошем.

Хороша жизнь, если она действительно хороша - так заключил он сам, обретая себе новое в старом, и изменяя в корне свои прежние взгляды на жизнь.

Кто поможет ему или кто станет опорой - это уже не волновало. Главное, что он сам понял, что нужно жить так, чтобы не быть тем мусором, валявшимся у кого-то под ногами.