Великая надежда
Шрифт:
Они подвели Эллен к костру.
Лужайка круто спускалась к пруду. Здесь цвела сирень — белая, буйная, пышная. Безмолвно застыл музыкальный павильон на холме напротив. Кокетливо вздымалась его округлая крыша на фоне зарева, полыхавшего над мостами. Стало так светло, что Эллен могла разглядеть нотные пюпитры, которые сбились в углу танцплощадки, как толпа испуганных штатских. Половина танцплощадки была разворочена и покрыта камнями. Над растерзанным газоном вспухали клубы дыма.
Офицеры беспокойно совещались.
Что тебе здесь надо?
Эллен дрожала от холода. Она увидела каравай хлеба, перестала вырываться и сказала: «Я голодная». Чужие солдаты не очень-то понимали чужой язык, но это слово они знали. Они предложили ей сесть. Один из них отрезал кусок хлеба. Другой что-то крикнул ей, но она не поняла.
— Она ослабела, — сказал тот, который ее нашел, — дайте ей выпить!
— У нее есть при себе документы?
— Дайте ей выпить, — повторил другой. — Она ослабела.
Они дали ей вина. Пустые бутылки швырнули в пруд.
Вода брызнула серебром и вновь сомкнулась.
— У нее при себе ничего нет, — сказал солдат.
Через несколько минут кровь ударила Эллен в голову. Она выпрямилась и крикнула:
— Вы видели мир?
Тот, другой, засмеялся и перевел вопрос. Солдаты удивленно замолчали и вдруг покатились со смеху. Один из офицеров с удивлением глянул на нее в упор. Но никто ей не ответил.
Эллен начала плакать. Земля опять слегка содрогнулась от взрыва.
— Вы видели мир? — крикнула она.
— Предполагалось, что мир — это мы и есть, каждый из нас! Погоди же, вот я умою лицо в пруду! — Мрачно и тревожно билась в берег вода.
— Хочу к бабушке, — сказала Эллен, — моя бабушка лежит на дальнем кладбище. Пожалуйста, пусть кто-нибудь из вас меня туда проводит. — Она заплакала еще громче. Тучи порохового дыма наползли с севера и заволокли луну.
Со стороны реки нарастали орудийные раскаты.
— Может, вы хотя бы видели Георга, — безнадежно прошептала она, — Герберта, Ханну и Рут?
Тот, другой, больше не переводил.
— Успокойся! — сказал он.
— Она ломает комедию! — Солдаты угрожающе приподнялись. — Кто ее знает, зачем она здесь оказалась?
Один из офицеров вскочил на ноги и обошел костер.
— Они говорят, ты ломаешь комедию, понимаешь? Говорят, что тебя надо задержать! — Он говорил на ломаном языке, твердо выговаривая все звуки.
Над садом низко пролетели тяжелые штурмовики.
— Хочу к мостам! — сказала Эллен.
— Ты же сейчас говорила, что хочешь на кладбище?
— Домой, — сказала Эллен, — а это все по дороге.
— Где твой дом?
— На острове.
— А на острове идет бой. Понимаешь ты это?
— Да, — сказала Эллен, — это я понимаю.
Она опасливо наблюдала за солдатами. Как вздох, возносился ствол пушки
— Этот город осажден, — сказал офицер, сам хорошенько не понимая, зачем он так долго препирается и объясняет то, чего не следует объяснять. Сквозь костер доносились сердитые возгласы. — Этот город осажден, — повторил он, — сейчас ночь. Кто не должен участвовать в сражении, остается в подвале… Разве ты не знаешь, как здесь опасно?
Эллен встряхнула головой.
Он бросил остальным несколько слов, это прозвучало умиротворяюще.
— Что вы сказали?
Но он не ответил. Третий разрыв оказался мощнее всех предыдущих. Должно быть, рвануло где-то совсем близко, на одной из примыкающих улиц, которые вели к мостам. Равнодушный костер грозил потухнуть, над прудом рассыпались искры. На этот раз солдаты не стали больше набирать воду в котелок, они лишь коротко посовещались. Офицер опять обратился к Эллен.
— Мне нужно к мостам, ты покажешь мне дорогу. Может, я смогу отвести тебя домой. Пошли, — сказал он нетерпеливо, — пошли сейчас же. Мы и так с тобой потеряли достаточно времени.
Он шел большими шагами. Эллен молча бежала рядом. Пруд остался позади. Далекие и высокомерные, залитые лунным светом, высились башни в центре города. Недалеко от могил он остановился и вроде бы задумался. Потом побежал вперед, ни о чем больше ее не спрашивая. Когда она стала отставать, он крикнул что-то на своем языке и взял ее за руку.
— Теперь нам обоим надо к мостам! — засмеялась Эллен. Он не ответил. Обоим надо к мостам! Эхо отразилось от стен. Через две горы развалин была перекинута доска, она шаталась.
— Держись, — сказал офицер. Эллен вцепилась в его широкий ремень.
Бой, который гремел за несколько улиц от них, казалось, шел на убыль.
— Идет на убыль! — засмеялся он. — Идет на убыль!
Ночь была очень светлая.
Руины торчали ввысь, как вырезанные из бумаги. Острее и сосредоточеннее, чем днем, населенные бесплотными жильцами. Теми, кто смирился с непостижимым, освободился от обывательского вопроса: «Ну почему именно я?» И чернота, зиявшая из обгорелых дыр, была не черней, чем в комнате, где спят люди. На уцелевших домах виднелись маленькие круглые следы от пуль. В лунном свете это напоминало новый орнамент, словно таков был архитектурный стиль наступавших.
Он достал из кармана пригоршню конфет и протянул ей.
— Спасибо, — сказала Эллен, но брать не стала.
— Наелась?
— Не наелась. Меня тошнит.
— Правда? — снисходительно усмехнулся он. — А так бывает?
— Значит, бывает, — возразила Эллен, — когда никак не можешь наесться. Всегда только дурнота начинается. Поэтому я и пошла искать!
— Кто тебе поверит?
Они бежали, прижимаясь к домам, словно прятались от несуществующего дождя.