Великая Отечественная на Черном море. часть 2

Никольский Борис Витальевич

Можно отметить и такой факт, что после взлета последнего транспортного «Дугласа» с Херсонесского аэродрома оставшаяся масса людей с пропусками и без них к утру 1 июля укрылись в различных местах Херсонесского полуострова под скалами и в укрытиях, землянках и других местах, чтобы не стать жертвой авианалетов и артобстрелов противника. Часть из них, прослышав о приходе в ночь с 1 на 2 июля кораблей, ушла в район берега 35-й батареи. Некоторые из них укрылись в здании Херсонесского маяка и в других строениях маячного комплекса. Возле маяка тогда оказалось, помимо военных, много гражданских лиц, в том числе партийных и советских работников города и области, которые не смогли улететь самолетами, имея пропуска.

Для

представления фактического хода событий последних дней обороны и о некоторых подробностях, происходящих 30-го июня и 1-го июля на 35-й береговой батарее, представляют интерес воспоминания старшего сержанта В.Е. Гурина из группы 017: «…Внешнюю охрану батареи осуществлял отдельный батальон автоматчиков. Прибывшая на батарею парашютная группа особого назначения ВВС ЧФ под командованием старшего лейтенанта В.К. Квариани была переименована в группу особого назначения ЧФ. Ее численность была доведена до роты за счет личного состава 35-й батареи. На группу были возложены охранные комендантские обязанности внутри батареи и на Херсонесском аэродроме. С утра 30 июня и до 20 часов того же дня бойцами группы были освобождены все помещения 35-й батареи от многих военных и гражданских лиц, от штабных работников до адъютантов и ординарцев, которые находились там в ожидании получения пропусков на эвакуацию. После заседания Военного Совета флота и армии перед группой была поставлена задача по сопровождению командиров и ответственных лиц с посадочными талонами на рейдовый причал для посадки на подводные лодки, по обеспечению порядка и по охране Херсонесского аэродрома. Во время прилетов транспортных самолетов группа обеспечивала порядок при посадке по посадочным талонам в условиях нахождения там неуправляемой многотысячной толпы».

Между тем, маршал Будённый, действуя в соответствии с телеграммой Октябрьского от 16 часов 30 июля, согласовав решение по Севастополю со Ставкой, издал директиву для Севастополя, в которой согласно предложению Октябрьского генерал-майор Петров был назначен командующим СОРом. Директивой предписывалось: «Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей, генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза».

Эта директива пришла на узел связи 35-й батареи с большим опозданием около 22 часов 30 июня. Задержка с приемом телеграммы произошла якобы из-за выхода из строя приемного радиоцентра на Херсонесском мысу, и пока шифровку обрабатывали, командующий Приморской армией генерал Петров со своим штабом был уже в море на пути в Новороссийск на подводной лодке «Щ-209».

В то же время командование СОРа, получив разрешение на эвакуацию ответственных работников и командиров от члена Ставки наркома ВМФ Кузнецова, не стало дожидаться директивы на эвакуацию от своего непосредственного командования – командующего Северо-Кавказским фронтом. Адмиралу Октябрьскому было не впервой игнорировать указания командования фронтом.

По этому поводу Н.Г. Кузнецов после войны вспоминал так:

«Когда на следующий день, 1 июля 1942 года, Военный Совет флота в телеграмме в адрес Сталина и Буденного донес, что старшим начальником в Севастополе оставлен комдив 109-й стрелковой дивизии генерал-майор Новиков, а помощником по морской части – капитан 3 ранга Ильичев – это для меня явилось полной неожиданностью и поставило в очень трудное положение. «Как же Вы говорили, что там остается генерал-майор Петров» – спросили меня в Ставке. Но мне ничего не оставалось, как констатировать факт, сославшись на телеграмму комфлота».

Ни Кузнецов, ни Буденный тогда не знали причину замены. Конечно, генерал Петров лучше всех знал обстановку на фронте обороны. Армия знала и верила ему. Безусловно, присутствие Петрова на плацдарме подняло

бы моральный дух и силы сопротивления врагу и явилось бы гарантом на спасение. Ветераны Приморской армии помнили успешную эвакуацию из Одессы. Весь расчет поспешной эвакуации, более походящей на бегство, строился на скрытности и быстроте исполнения во избежание проблем. Новиков оставался на сутки с конкретной целью руководства прикрытием эвакуации старшего начсостава. Было ли это решение ошибочным?

По анализу последующих событий можно с уверенностью сказать, решение это было поспешным и необоснованным: при оставлении на плацдарме Петрова и Моргунова Октябрьский приложил бы максимум усилий для эвакуации, что он не сделал, оставив заложником ситуации никому неизвестного генерала Новикова. Сталин не простил бы ему так же легко гибель генерала Петрова. При оставлении Петрова во главе группировки были бы сохранены все каналы связи, обеспечивавшие управляемость войск, и уже тем сохранена требуемая при эвакуации организация. При оставлении на плацдарме Моргунова не была бы до срока взорвана 35-я, продержались бы дольше 19-я и 14-я батареи… С другой стороны, останься на плацдарме Петров с Моргуновым, – даже при условии успешной эвакуации (что в сложившейся обстановке было очень маловероятно), они стали бы основными свидетелями обвинения в суде над Октябрьским, покинувшим плацдарм, а так они стали «пожизненными подельниками» адмирала…

Обстоятельства оставления 35-й батареи генералом Петровым подробно описал Владимир Карпов в повести «Полководец». Ничего не добавляя, проанализируем сказанное.

«Придя на свой командный пункт, Петров сказал Крылову:

– Вызовите весь командный состав дивизий и полков. Будем эвакуироваться. Крылов не понял командующего. Петров добавил: Подробнее скажу на совещании. Мы уходим из Севастополя. Вы – со мной, на подводной лодке…».

Маршал Крылов был умнейший и мудрейший человек, иначе и не стал бы маршалом. Было в нем что-то от его не менее известного однофамильца – баснописца Крылова. Приказ о вызове командного состава дивизий и бригад был им лично передан на командные пункты секторов вечером 29-го июня, о чем имеется немало свидетельств. И об этом мы уже вели речь. Кто мог отдать подобный приказ? Инициатива адмирала Октябрьского, пославшего телеграмму в Москву, в которой генерал Петров назначался старшим военачальником в Севастополе, изначально предполагала сохранение всей армейской структуры. О какой эвакуации тогда могла вестись речь?

Во-первых, при оставлении в Севастополе командарма, автоматически с ним оставался основной состав штаба. Командиры дивизий и полков и помыслить не могли бы о возможности покинуть своего начальника… И в то же время, начиная с утра 30 июня командиры, начиная от капитана до полковника, выполняя приказ штаба армии, начинают прибывать в район 35-й батареи в ожидании эвакуации… Только за этот приказ, отданный до официального разрешения эвакуации, командующего СОР уже следовало судить. Ведь именно убытие со своих КП командного состава секторов, дивизий и бригад способствовало фактическому развалу обороны. При пристрастном анализе этого факта авторитетной, полномочной комиссией, мало бы не показалось и Петрову с Крыловым.

«Воспоминания» (?) военачальников, чувствующих за собой немалые грехи, – пишутся в надежде, что, жалеючи, их поддержат бывшие «благодарные» (?) подчиненные. Так, и в нашем случае. «Вспоминает» полковник в отставке И.П. Безгинов, в то время капитан, офицер оперативного отдела штаба армии: «Меня вызвал вечером Крылов, сказал: Иди к командующему. Я вошел в комнату генерала. Петров был мрачен и сосредоточен, голова его дергалась. «Садитесь, будем писать приказ»… Приказ: противник овладел Севастополем. Приказываю: Командиру Стодевятой стрелковой дивизии генерал-майору Новикову возглавить остатки частей и сражаться до последней возможности, после чего бойцам и командирам пробиваться в горы, к партизанам».