Великая Отечественная на Черном море. часть 2

Никольский Борис Витальевич

В условиях непрерывных бомбежек и артобстрелов немногочисленный медперсонал самоотверженно оказывал помощь раненым бойцам и командирам. Большое количество раненых, могущих передвигаться самостоятельно, скопилось к концу дня 30 июня на берегах Камышовой и Казачьей бухт, на Херсонесском аэродроме в надежде на эвакуацию. Они самостоятельно покидали медсанбаты, госпиталя, так как подчас не было автотранспорта, чтобы перебазировать их из города к бухтам. В эти два последних дня июня из Георгиевского монастыря были отправлены пешим порядком несколько групп раненых по 50–60 человек с сопровождающими в районы Камышовой и Казачьих бухт для эвакуации. Об этом имеются воспоминания краснофлотеца М.Е. Чеснокова из химроты ЧФ и начальника штаба инженерного

батальона 25-й дивизии, находившихся на излечении в госпитале Георгиевского монастыря.

Что касается количества раненых, оставленных в Севастополе, то цифры эти весьма приблизительные. Согласно последнему боевому донесению Военного Совета СОРа и флота по состоянию на 24.00 30 июня 1942 года в Москву и Краснодар невывезенных раненых осталось 15 тысяч. Но уже в 1961 году в докладе Октябрьского на военно-исторической конференции их количество «увеличилось» до 23 тысяч. В 1968 году в Матросском клубе при открытии конференции по обороне Севастополя 1941-42 гг. Октябрьский назвал цифру в 36 тысяч человек. Эта цифра в большей мере соответствовала фактическому числу раненых бойцов и командиров, скопившихся на Херсонесском плацдарме в ожидании обещаной эвакуации.

Ряд авторов, как например, полковник Пискунов, указывают, что к 4 июля 1942 года раненых было не менее 40 тысяч, из них только в госпиталях Приморской армии 36 тысяч. Военврач 2 ранга 12-й авиабазы ВВС ЧФ И.П. Иноземцев написал, что «…днем 30 июня 1942 года он расписался на приказе начальника штаба ВВС ЧФ, запрещавшего эвакуацию медперсонала. В приказе было разъяснено, что «в окрестностях Севастополя остается большое количество раненых, более 30 тысяч человек, а средств эвакуации нет».

Сколько же раненых было в Севастополе по состоянию на 3 июля 1942 года? Анализ документов и воспоминаний очевицев показывает, что все сведения на этот счет весьма условны, что точных данных нет и быть не может, так как в ходе боевых действий с 29 июня по 3 июля был потерян всякий учет поступления раненых в госпитали и медсанбаты частей. По данным краткого отчета штаба СОРа и итогам обороны Севастополя за июнь раненых в СОРе было с 7 июня (начало 3-го штурма немцев) по 3 июля 1942 года 53 626 человек. Эвакуировано до 30 июня 17 894 человека. Эвакуировано с 30 июня по 3 июля 99 раненых.

По данным I тома отчета по обороне Севастополя от октября 1946 г. раненых в СОРе с 21 мая по 3 июля было 55 289 человек. Эвакуировано с 21 мая по 3 июля – 18734 человека.

Согласно отчету медико-санитарной службы число раненых, находящихся в лечебных учреждениях армии и флота на 28 июня, было 11500 человек. Согласно журналу боевых действий войск Приморской армии, оперативного отдела потери ранеными только за 29 июня составили по армии 1470 человек. Если среднее количество раненных за сутки принять за 2500 человек с учетом раненых флота, то с 29 июня по 3 июля число раненых должно было составить не менее 12500 человек. В общей сумме это составило бы порядка 34 тысячи человек. По данным I тома отчета на 3 июля их было 37555 человек. Конечно, эти данные условны и не отражают фактической действительности, но других сведений нет. Видимо, при подсчете исходили из расчета снижения общей численности войск боевого состава.

Надо отметить и то, что большинство легкораненых по воспоминаниям участников обороны были активными бойцами, участвовали в атаках, отражении врага, в попытках прорыва в горы к партизанам.

Утром 30 июня вражеская авиация разбомбила здание эвакогоспиталя № 1428 в Камышовой бухте. Под обломками стен погибло много раненых. К вечеру 30 июня берег Камышовой бухты в районе пристани, состоящей из двух барж у берега, оборудованных настилом и сходнями, был сплошь забит носилками с ранеными и ходячими ранеными в ожидании эвакуации. Там же находилась масса неорганизованных военных, отбившихся от своих частей и много гражданского народу – женщин с детьми, стариков.

Люди метались по берегу, но никто толком не знал ничего об истинном положении с эвакуацией. Подходили из города все новые группы и одиночки военных и гражданских лиц. Подобная ситуация исключала возможность организованной эвакуации. Эту картину массового бедствия наблюдал И.А. Заруба: «...вместе с комиссаром отдела пошли в Камышовую бухту. То, что там я увидел меня поразило. Толпы людей, солдаты, матросы с оружием и без. Все чего-то ждут. К пристани не подойти. Тысячи людей, шум крики. Решил пойти на 35-ю батарею. Это было в 1 час 35 минут 1 июля. Придя на 35-ю батарею к ее главному входу, увидел еще худшее. Весь дворик и коридоры навеса были переполнены комсоставом Приморской армии. Двери на запорах. Здесь я узнал, что 29 июня было дано распоряжение по армии всему старшему офицерскому составу оставить свои части. Части остались без управления. Все это было похоже на панику в полном смысле слова...».

Отзыв старшего комсостава армии шел с вечера 29 июня вначале из отделов, управлений, служб штабов армии и флота, которые в условиях сворачивания рубежей обороны перебазировались в район Камышевой и Казачьей бухт. К утру 1 июля, по свидетельству участников событий тех дней, почти вся масса скопившихся в Камышовой бухте военных и гражданских лиц, за исключением раненых, покинула берег Камышовой бухты. Многие еще ночью перешли в район 35-й береговой батареи и аэродрома в надежде эвакуироваться самолетами либо кораблями с рейдового причала у 35-й батареи.

«У маяка, куда мы, раненые, пришли пешком под вечер 30 июня, уйдя из Херсонесского храма, – пишет комиссар 1-го батальона 2-го Перекопского полка морской пехоты А.Е. Зинченко, – тысячи солдат и раненых. Мы услышали команды через рупор, кому где собираться. Но тысячная толпа была неуправляема. С Северной стороны Севастополя немцы из крупнокалиберного орудия обстреливали район аэродрома. И было видно, как от разрывов летели во все стороны головы, ноги солдат».

В 18 час 30 июня Военный совет Черноморского флота получил телеграмму из Главного Морского штаба Наркомата ВМФ: «В.С. Черноморского флота.

Нарком Ваше предложение целиком поддерживает. Будет доложено Ставке».

30-06-42 г. 17 час. 10 мин. Алафузов, Никитин».

Не дожидаясь информации о решении Ставки по Севастополю, Ф.С. Октябрьский собирает Военный совет.

В 19 часов 50 минут 30 июня 1942 года в одном из казематов 35-й береговой батареи началось последнее заседание военных советов флота и армии. На нем присутствовали: командующий СОРом и флотом вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, член военного совета дивизионный комиссар Н.М. Кулаков, командующий Приморской армией генерал-майор И.Е. Петров, члены военного совета Приморской армии, дивизионный комиссар И.Ф. Чухнов и бригадный комиссар М.Г.Кузнецов, командир охраны водного района (ОВРа) контр-адмирал В.Г. Фадеев, начальник штаба СОРа капитан 1 ранга А.Г. Васильев, начальник Особого отдела Черноморского флота Ермолаев, комиссар Береговой обороны полковой комиссар К.С. Вершинин и комендант Береговой обороны генерал-майор П.А. Моргунов.

Из воспоминаний военно-морского коменданта порта Севастополь старшего лейтенанта М.И. Линчика: «…начальник штаба СОРа капитан 1 ранга Васильев и сопровождающие его комиссар штаба СОРа Штейнберг и начальник отдела морских конвоев СОРа капитан 3 ранга А.Д. Ильичев прибыли на 35-ю батарею несколько позже, после открытия совместного заседания Военных Советов флота и армии».

«…Вице-адмирал Октябрьский кратко охарактеризовал обстановку и сказал, что на его телеграмму об эвакуации получен ответ от наркома ВМФ Кузнецова с разрешением на вывоз ответственных работников и командиров, а также санкционирован его выезд. Фактически это было разрешение на эвакуацию, которая началась официально с 21.00 30 июня 1942 года.