Великая Скифия
Шрифт:
– Что же ты собираешься делать в отряде Таная?
– Я ничего не приобрел, – продолжал грек меланхолически, – кроме опыта жизни. И вижу теперь, что Скифия совсем не страна сказочных богатств, доступных каждому приезжему. Здесь, как и во всем мире, страданий и лишений выпадает гораздо больше, чем радости и прибыли. Даже богатство скифских князей – всего лишь приукрашенная нищета. Ты спрашиваешь, Лайонак, что я хочу делать в отряде Таная? Скажу тебе. Вместе с Танаем и его друзьями я буду заниматься своим бывшим ремеслом. Если не на море, то на суше!
– Ты
– Нет, я хочу силой взять то, что мне причитается как человеку и что присвоили себе другие!.. Танай может считать мою руку верной!
– Но танаевцы не разбойники. Кроме того, они собираются возвратиться весной к обработке своих полей.
– Да?
Пифодор обтер лоб рукавом и озадаченно поглядел на собеседника. Хотел что-то спросить, но сдержался.
– Брат, – сказал он после раздумья, – мне трудно разобраться в ваших сколотких делах… Хотя мне ясно, что Танай в степи снегом питаться не будет. Он должен добывать себе и своим людям пропитание мечом… Но если он поможет мне как-нибудь перебиться до весны, то весною я пробрался бы к таврам. В Элладу я не собираюсь, там мне делать нечего.
– К таврам?.. Ты с ума сошел! Они отрубят тебе голову и насадят ее на шест!
– Не отрубят. Там у меня есть дружок – вождь с крашеной бородой. Агамар имя ему.
Лайонак поразился ловкости пронырливого бродяги.
– Друг среди тавров?.. Я вижу – ты не пропадешь!.. Но как ты узнал, что я еду к Танаю?
– Я не только это узнал. А как – тебе все равно. Но я друг тебе и скажу: возвращайся к себе на Боспор.
– Почему?
– Я вижу конец царства Палака.
– Нет, я еще подожду, – ответил задумчиво Лайонак.
– Дело твое. Кстати, чтобы ты не думал обо мне худо, я хочу дать тебе еще один полезный совет. Берегись Напака, он предатель и тайно связан с Гориопифом.
Лайонак вскинул голову.
– Но он же проклял Гориопифа и поклялся Палаку страшной клятвой в верности!
– Он клятвопреступник и имеет два лица – одним он обращен к Палаку, другим к его врагам. Он ухо и око Гориопифа в Неаполе!.. Он уже предал Вастака-лазутчика. Палак послал Вастака в лагерь Диофанта, Напак дал знать об этом Гориопифу. Вастака схватили в Керкинитиде и сожгли живьем!.. Напак и сейчас имеет от Гориопифа срочное повеление!..
– Убить царя? – встрепенулся всем телом Лайонак.
– Нет, доставить в лагерь к Диофанту жрицу Гедию, дочь Херемона!
– Гедию? Ты не ошибаешься?
– Нет, сведения верные!.. Опасайся этого человека!.. А мне помоги договориться с Танаем. Он вышел, не взглянув на меня.
– Хорошо, помогу. А за сведения спасибо. Теперь я вижу, что ты верный человек, хотя дороги у нас разные.
Лайонак вскочил на ноги, охваченный внезапно нахлынувшими мыслями. Торопливо затянул пояс и надел шапку. Не теряя времени, вышел во двор, где встретил Таная, осматривающего лошадей. Они отошли в сторону и после короткого разговора расстались. Боспорец вскочил на спину своего быстроногого Альбарана, еще раз обернулся с улыбкой, махнул рукавицей и поскакал в сторону Неаполя.
Танай
6
Среди белых просторов скифских степей скачут на быстрых конях трое всадников.
Их путь лежит на юго-запад, по направлению к Херсонесу Таврическому. Путники спешат, их остановки очень коротки. Да и незачем долго останавливаться. Кругом снег, пастбище покрыто ледяной корой гололедицы, и сколько бы ни били крепкими копытами ретивые кони, им не добыть из-под ледяного покрова ни одной травинки.
Кормят коней ячменем из переметных сум. Оттуда же достают куски смерзшегося сыра и темные лепешки. Жуют эту пищу всухую, прихватывая горстью немного снега, чтобы малость смочить тугую жвачку. Говорят мало.
Старший из спутников Костобок спешит выполнить приказ царицы и доставить к воротам Херсонеса молодую прекрасную жрицу херсонесской Девы Гедию. Девушка мужественно переносит почти непрерывное пребывание в седле и суровые ветры зимней степи.
Костобок недоволен, что ему в сопровожатые дали противного верзилу Напака, в прошлом младшего князя и зятя предателя Гориопифа, а сейчас воина царской дружины.
Напак насмешливо косится на Костобока и скачет всегда слева и сзади от него. В минуты недолгого отдыха он говорит ему:
– Царь Палак верит нам обоим. Но тебя он назначил старшим, хотя я – князь, а ты – беглый раб. Но я не в обиде, для меня выше всего царская воля!.. Со мною не бойся никого и ничего. Я работаю мечом лучше многих!..
Костобок с досадой слушает дребезжащий голосок Напака, и безотчетное чувство неприязни растет в нем с каждым шагом коня. Не удержавшись, бросает неосторожное замечание:
– А все-таки Марсак одолел тебя на секирах, хотя и старик!
Напак подавляет гримасу холодного бешенства и щурит зеленоватые глаза, в которых вспыхивает злоба. Он не может забыть того дня, когда на виду у всего народа его положил на землю старый дядька Фарзоя. До этого он считался самым могучим из богатырей не только среди своего рода, но и в кругу «вепрей». Напоминание о недавнем позоре будило обиду и жажду мщения.
Гедия наблюдала за своими спутниками. От нее не ускользнула их взаимная неприязнь. Ее пугали зловещие взгляды Напака, но она не понимала их значения и считала, что варвары по природе своей не способны к дружеским чувствам и всегда готовы к ссоре между собою.
Девушка была крепка телом, но длительная езда верхом на лошади вызывала чувство общей разбитости, на привалах она спешила прилечь на потник и закрыть глаза, чтобы собраться с силами.
Они миновали Хаб и Палакий и подъехали к отрогам таврских гор, где и решили заночевать, рассчитывая к полудню следующего дня быть у ворот Херсонеса.
Измученная Гедия не захотела даже съесть куска сыра. Она взяла лишь горсть снега и положила его в рот. Костобок заботливо уложил девушку на кошму и прикрыл своим плащом. Молодая жрица взглянула на него с благодарностью и мгновенно уснула крепким сном.