Великая замятня
Шрифт:
И не вскрыли бы мы полноты сущности коллективизации, если бы не коснулись еще одного зловещего в ней явления. Крестьянин никогда не отделял себя от тех саврасок, карек, игренек, гнедков, воронков, соловкоз, тех буренок, пеструшек, красуль, кто только и мог создавать ему изобильное хозяйство, кто давал ему материальный достаток, кто придавал ему смысл и радость бытия. Крестьянствование и есть полнокровный мир основанных на любви, радостных, осмысленных взаимоотношений человека и животных, И вот этот мир и был предан небывалому за всю его историю насилию, издевательству, надругательству.
Суровой и мрачной стояла Россия. Она все более становилась похожей на пустыню — духовную, нравственную, материальную, а «преобразователей» жизни захлестывал океан нового варварства. Великой болью отзывалась трагедия крестьянства в умах и сердцах мыслящих людей Отечества. Первый из первых — Александр Васильевич Чаянов, который, может быть, глубже других понимал всю
Шел 1930 год. При ЦК РКП(б) было создано «постоянное совещание» по работе в деревне, в которое вошли Н. М. Анцелович, К. Я. Бауман, А.С. Бубнов, М.И. Калинин, Г.Н. Каминский, Н. К. Крупская, В.В. Птуха, А.П. Смирнов, М.М. Хатаевич, Н.М. Шверник, Я.А. Яковлев. Какие задачи возлагались на это «верховное совещание», точно неизвестно, но то, что ни один из этих «верховных» деятелей не знал крестьянства, бесспорный факт! Впрочем, уничтожителям знаний и не требовалось, нужна была лишь классовая нетерпимость.
В крайкомах, окружкомах и районах создавались боевые штабы для осуществления операции по раскулачиванию и выселению из деревни «контрреволюционных элементов». Штабам было предложено одну часть крестьян ликвидировать полностью, а другую сохранить, но превратить в бессловесную рабсилу, согнав ее в общины-колхозы, то есть, по сути, в лагеря особого типа. И уничтожение, и сселение, и коллективизацию крестьян надо было закончить на Нижней и Средней Волге, Северном Кавказа осенью 1930 го. да, в других зерновых районах — осенью 1931 года. В важнейших зерновых районах подлежало ликвидации 52 тысячи, а выселению в отдаленные места с конфискацией имущества — 112 тысяч хозяйств. Остальные «кулацкие» хозяйства изгонялись за пределы коллективизированных селений.
Сибирский крайком принял встречные планы по темпам коллективизации на 1930 год: по западным округам увеличение на 36 процентов, по северо-восточным—на 19. Сплошная коллективизация должна была закончиться в Новосибирском, Барнаульском и Славгородском районах к 1 октября 1931 года, а в Бийском, Каменском, Кузнецком, Красноярском, Канском — к 1 октября 1932 года. Боевой штаб по борьбе с крестьянством в Сибирском крае действовал быстро и решительно. Общее количество переселяемых на новые земли семей, за вычетом сгоняемых семей на дальний Север, было определено в 50 тысяч. Но комбеды вместе с активистами колхозного движения энергично выявляли «врагов строительства социализма», то есть тех, кто не хотел идти в рабство. И потому планы коллективизации в этом крае перевыполнялись. В Новосибирском округе по плану надо было раскулачить 3800 хозяйств, а махнули 4760.
Средневолжский крайком и его боевой штаб, руководимый Менделем Марковичем Хатаевичем, постановил: к 5 февраля 1930 пода (в течение месяца!) ликвидировать в деревнях «активные контрреволюционные и антисоветские элементы» в количестве 3000 душ и выселить за пределы коллективизируемых районов 10 тысяч семей. А всего здесь было предложено уничтожить, выселить, ограбить, разорить 25 тысяч семей. Но этот погром
В Центрально-Черноземных областях планы экспроприации крестьянства и его коллективизации также были с лихвой перевыполнены. На 25 мая 1930 года здесь было изгнано более 8900 семей и переселено внутри области еще 30 тысяч душ. Северный крайком ВКП(б) предложил в кратчайшие сроки ликвидировать первую категорию «кулаков» в количестве, не превышающем 1500 хозяйств (?!). Как видим, заранее была подготовлена разнарядка, по которой предусматривалась ликвидация крестьян путем расстрела или заключения их в концлагеря. Члены семей делились на две категории — трудоспособных и нетрудоспособных. Первые изгонялись в северные необжитые районы, а вторые сселялись на худшие земли (чаща всего на болота) того же района. И опять разнарядка: раскулачивание крестьянских хозяйств не должно превышать 3,5 процента общего числа хозяйств. Такого история России еще не знала — стариков и детей отнимать от сынов и дочерей, отцов и матерей! Указывались и сроки конфискации имущества: по первой категории — к 20 декабря, по второй и третьей — к 20 марта. Райисполкомы передавали вклады, конфискованное имущество и средства производства в колхозы в качестве взноса бедняков и батраков с зачислением в неделимый фонд колхозов, эти же источники использовались для погашения долгов государству и кооперации. Коллективизация и уничтожение крестьянства в Северном крае отличались особенно быстрыми темпами. Например, в Вологодском округе уже к маю 1930 года отчетная цифра достигла более 52 процентов.
Все чаще звучало по всем селам и деревням: «Не пойдешь в колхоз — кулак!»
Или: «Мы делаем кулаков на пленумах сельских Советов как нам надо!» Грабеж, насилия и издевательства над людьми охватили всю многострадальную Россию. Все это выдавалось за успехи коллективизации, которыми гордились, о которых рапортовали руководители: Нижегородской области — Жданов, Ленинградской области — Киров, Северо-Кавказского края — Андреев, Сибирского края — Эйхе, Средневолжского края — Хатаевич, Нижневолжского края — Шеболдаев, Центрально-Черноземной области — Варейкис, Казахстана —- Голощекин, Московской области — Бауман, Украины — Постышев и Чубарь, Белоруссии —- Гай и многие другие.
Среди руководителей особенно выделялся цареубийца Шая Исаакович Голощекин, соратник Свердлова, Белобородова (Вайсбарта), Войкова, Юровского. В 30-е годы он громил крестьянство Казахстана, возглавляя боевой штаб по ликвидации «кулачества». Известный террорист В. Л. Бурцев говорил о нем: «…участник многих экспроприации, человек, которого кровь не остановит, палач жестокий, с некоторыми чертами дегенерации…», Голощекин развернулся с большим размахом: сотни тысяч крестьянских семей и скотоводов-казахов были расстреляны, сосланы в лагеря. Есть сведения, что там сгублено до трех миллионов русских и казахов, но число это требует проверки.
Эти активные вдохновители и строители нового сельского мира, собравшись на XVI съезд ВКП(б), проходивший в разгар коллективизации летом 1930 года, бурно поддержали лозунг Сталина «О сплошной коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества как класса». Съезд горячо приветствовал доклад Кагановича, в котором говорилось «о социалистическом переустройстве сельского хозяйства и ликвидации кулачества как «класса» и доклад Яковлева-Эпштейна. «Преобразователи» России учили с трибуны, как сеять и жать хлеб, как распределять урожай, как изгонять «кулаков», как понижение качества обработки земель компенсировать увеличением посевных площадей, как крестьянину превратиться в палаточного рабочего, как сделать корову «фабрикой молока». И никакого дела им не было до страданий отцов и матерей, сестер и братьев, сыновей и дочерей, стариков и старух, детей и подростков, которые миллионами шли на заклание ради осуществления их бредовых идей, шли на Север с Украины, Дона, Поволжья, Кубани, центральных черноземных областей, — с юга Сибири и Казахстана на болотный, холодный север Нарымского края. По Енисею, Оби, Иртышу, Белой, Волге, Каме, Сухоне, Северной Двине, Печоре тянулись на Север баржи-тюрьмы, забитые людьми как скотом. Еще и в наши дни очевидцы помнят, как каждый день в течение мая—октября 1930 года мимо Ростова Великого гнали под конвоем по дороге партии ссыльных крестьян по 80—100 человек в каждой и как за ними шли две-три повозки, подбиравшие умерших. Голод и болезни неумолимо косили несчастных, и немногие доходили до Вологды, а тем более до Котласа и Архангельска. Трупы валялись по обочинам дорог. Слезы и стон неслись по всем трактам и рекам. Местные жители, видя это, обливались слезами, но под страхом расстрела не смели подходить к гонимым, голодным и холодным. Власть заклеймила изгоняемых крестьян прокаженными и навсегда объявила их вычеркнутыми из памяти народной как злейших врагов. В одном Спасо-Прилуцком монастыре (Вологда), превращенном в пересыльный лагерь, погибли только от тифа десятки тысяч крестьянских душ. В наши дни, спустя 50 лет, мы сполна расхлебываем изуверство, совершенное над крестьянами!