Великая замятня
Шрифт:
Если крайние левые партии не только не касались улучшения сельского хозяйства, но и ставили ему преграды в виде ренты на избытки производства против потребительской нормы, то все другие партии, предлагая широкое содействие в деле улучшения сельского хозяйства, развития в нем культуры, поднятия производительности земли, своими проектами о ликвидации или сокращении частновладельческих хозяйств объективно вели к уничтожению существующих культур, упразднению поучительных примеров ведения сельского дела и возрождения продуктивности земли.
Программа так называемого всероссийского крестьянского союза предусматривала переход в собственность народа всей земли, в том числе и земель монастырских, церковных, удельных, кабинетских, а также частновладельческих, на условиях, которые впоследствии будут определены Учредительным собранием.
Как видим, еще в начале XX века крестьянский вопрос вызывал в умах столь большую замятню, что она готова была перерасти в смуту. Левые партии — главные заминщики — требовали разрушить нравственно-духовные устои крестьянского строя. Правые партий ратовали за сохранение общины, чересполосицы, малоземелья, что лишь углубляло бы нравственно-духовную несправедливость как по отношению к крестьянину, так и по отношению к земле, способствовало бы дальнейшему развалу сельского хозяйства. Умеренные партии, настаивавшие на закреплении земли на началах полной собственности, хотя и стремились сохранить нравственно-духовные устои крестьянской жизни, фактически ничего не делали для этого. Ни
Отъявленные зачинщики и смутьяны, заседавшие в IV Государственной думе, не жалели слов: «реакция», «застой», «паралич государственного организма», «власть в руках предателей», «Отечество в опасности», «государственная власть не решила и не разрешит крестьянского вопроса», «помещичья Россия», «нищая Россия», «крестьянство — тормоз революции» и т. д. Деятельность по благоустройству крестьянства изо дня в день принижалась, поносилась, развенчивалась, срамилась, отвергалась. Взамен ей предлагались противоречивые рецепты, которые сводили на нет все положительные усилия.
И великие потрясения не заставили себя ждать…
Как известно, одним из первых декретов Советской власти был Декрет о земле, принятый 26 октября 1917 года. Вот главные положения этого Декрета: «1) помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа; 2) помещичьи имения, равно как и все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями, переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, впредь до Учредительного собрания… 3) уездные Советы крестьянских депутатов принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при конфискации помещичьих имений, для определения того, до какого размера участки и какие именно подлежат конфискации, для составления точной описи всего конфискованного имущества и для строжайшей революционной охраны всего переходящего к народу хозяйства на земле со всеми постройками, орудиями, скотом, запасами продуктов и проч.; 4) для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242-х местных крестьянских наказов редакцией «Известий Всероссийского Совета Крестьянских депутатов…». А в этом наказе говорилось, что «право частной собственности на землю отменяется навсегда», и что «земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема». В наказе указывалось, что «вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т. д. отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней». И еще говорилось: «землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме», и «формы пользования землею должны быть совершенно свободны, подворная, хуторская, общинная, артельная, как решено будет в отдельных селениях и поселках», и «все содержащееся в этом наказе… объявляется временным законом, который впредь до Учредительного собрания проводится в жизнь по возможности немедленно, а в известных своих частях с той необходимой постепенностью, которая должна определяться уездными Советами крестьянских депутатов». Но в Декрете о земле есть и один загадочный пункт, написанный самим Лениным: «Земля рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуется». Во-первых, было непонятно, кто такие «рядовые крестьяне и казаки», а во-вторых, было неясно, что значило «не конфискуется». Введение этого пункта в декрет могло только говорить об истинном его смысле: вся земля конфисковывалась у народа и формально как будто ему же передавалась, а на самом деле — вновь формируемой бюрократии в виде уездных крестьянских советов, а затем земельных отделов. Декрет начинался с положения о ликвидации помещичьих земель, то есть частновладельческих хозяйств, игравших большую роль в производстве продовольственных продуктов. Спустя два месяца, 12 декабря 1917 года, выходит положение о земельных комитетах — местных и главном. В этом документе примечательны следующие положения: на уездные и губернские (областные) комитеты возлагалось «фактическое изъятие земель, построек, инвентаря, сельскохозяйственных продуктов и материалов из владений частных лиц» и «распределение земельного фонда и сельскохозяйственного инвентаря в уравнительно-трудовое пользование». А 27 января 1918 года вступил в силу «Основной закон о социализации земли», подписанный Лениным, Свердловым, Володарским, Камковым, Ландером, Мурановым, Натансон-Бобровым, Окуловым, Петерсоном, Спиридоновой и Устиновым. Стояли подписи и секретарей ЦИК Аванесова, Смоляниского и наркома земледелия А. Колегаева. Вот главные положения этого закона: «Всякая собственность на землю, недра, воды, леса и живые силы природы… отменяется навсегда», «Земля без всякого (явного или скрытого) выкупа отныне переходит в пользование всего трудового народа», «Весь частновладельческий живой и мертвый сельскохозяйственный инвентарь переходит без всякого выкупа из нетрудовых хозяйств в распоряжение.., земельных отделов: уездного, губернского, областного и федерального Советов». В задачи распоряжения землей со стороны земельных отделов и центральной Советской власти, помимо справедливого распределения земель сельскохозяйственного значения среди трудового земледельческого населения, входило «создание условий, благоприятствующих росту производительных сил страны, в смысле увеличения плодородия земли, поднятия сельскохозяйственной техники и, наконец, поднятия уровня сельскохозяйственных знаний в трудовых массах земледельческого населения». Но это были общие фразы, а вот главные: «развитие коллективного хозяйства в земледелии, как более выгодного в смысле экономии труда и продуктов, за счет хозяйств единоличных, в целях перехода к социалистическому хозяйству». И еще: «торговля сельскохозяйственными машинами и семенами монополизируется органами Советской власти» и «торговля хлебом, как внешняя, так и внутренняя, должна быть государственной монополией». В разделе «кто имеет право пользоваться землею» говорилось, что «отдельными участками поверхности земли могут пользоваться… для занятия сельским хозяйством: 3) сельскохозяйственные коммуны и 4) сельскохозяйственные товарищества». Порядок предоставления земли в пользование устанавливался такой: «Земля предоставляется а пользование в первую очередь тем, кто желает работать на ней не для извлечения личных выгод, а для общественной пользы». А потому: «при установлении порядка передачи земли в пользование предпочтение отдается трудовым сельскохозяйственным товариществам перед единоличными хозяйствами». В § 8 закона частновладельческие хозяйства передавались в запасной земельный фонд, то есть не в руки крестьянам, а государству, и только тогда могли передаваться в распоряжение крестьянам, когда у них имелось
Итак, Россия встала на путь дотоле неиспытанный, руководствуясь новыми законами о земле и ее социализации. Принятые законы нарушали не только основы сельского хозяйства, они требовали переделки самой природы человека, его нравственно-духовной и физической сущности. А это не под силу ни одному человеку, ни всему народу, ни даже всей истории, ибо такая переделка равносильна уничтожению человека. Нелогичность и гибельность подобных законодательных актов была очевидна.
Но этого мало: земельные законы 1917— 1918 годов, проповедуя дележ земли как премию за беспорядки, запускали страшный механизм разрушения, ввергали народ в пучину всеобщего грабежа и разбоя. Сегодня разрешили грабить помещика, завтра — монастырь, а послезавтра — почему бы не пойти на грабеж зажиточного крестьянина, а там и всякого, кто имеет имущество и достаток? И потянутся нескончаемой чередой земельные неурядицы, перераспределение имущества и смуты. Известный французский экономист и государственный деятель Мелин писал в начале текущего века в своей книге «Возврат к земле»: «Коль скоро это начало (право собственности) будет затронуто и разрушено в лице хотя бы одного только собственника, то же неминуемо постигнет и всех, кто бы они ни были, крупные или мелкие. Нужно быть очень наивным, чтобы думать, что, когда государство конфискует и распределит между нуждающимися крупные владения, оно на этом пути остановится и пощадит остальные. Хотя бы оно того и хотело, оно уже этого не сможет. Все те, кто не получит своей доли добычи, — а таких всегда останется большинство, — сумеют его убедить в необходимости предпринять новую серию экспроприаций, чтобы дать и им место на пиру. Пусть мелкие владельцы, которых хотят, отведя им глаза, увлечь в этот поток, хорошенько подумают: они рискуют своей головой так же, как и все остальные, а когда благодаря их слабости революционеры станут господами, она не долго уцелеет у них на плечах». Крупнейший знаток сельского дела в России А. С. Ермолов в 1906 году в книге «Наш земельный вопрос» также писал: «Крестьяне сами сознают, что на этом пути им нельзя будет остановиться, и если сегодня они поднимутся против помещика, то завтра восстанут село против села, мужик против мужика, и пойдет тогда уже не смута, а взаимный грабеж, взаимное друг друга истребление по всей русской земле, перед которым побледнеют все ужасы пережитых нами аграрных беспорядков и погромов… Неужели можно воображать, что народ, который будто бы не ныне-завтра со всеми господами по-своему расправится, с такими полумерами примирится? Уж если разрушать, то так, чтобы и звания не оставалось, уж если брать, так все, уж если отчуждать, так даром, — коли земля принадлежит мужикам, и помещики ее неправо от них отобрали и удерживают, то за что же их еще и вознаграждать, — просто землю от них отобрать, и делу конец. Но я именно хотел доказать, что делу тут не конец, а разве только начало…».
Нельзя не вспомнить и слова П. А. Столыпина, сказанные им 10 мая 1907 года перед Второй думой:
«Словом, признание национализации земли поведет к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей, к такому изменению всех социальных, правовых и гражданских отношений, какого не видела еще история… вообще, стимул к труду — та пружина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломлена… Все будет сравнено—сравнять всех можно только к низшему уровню. Вследствие этого культурный уровень страны понизится. Добрый хозяин, хозяин-изобретатель, самой силою вещей будет лишен возможности приложить свои знания к земле.,, и эта распыленная земля будет высылать в города массы обнищавшего пролетариата».
И события, предсказанные французом Мелином и русскими Ермоловым и Столыпиным, не заставили себя ждать. Вступившие в силу первые советские законы о земле и последовавшие за ними декреты подхлестывали и ускоряли эти события, Декретом от 15 февраля 1918 года национализировались все зернохранилища, в том числе бывшие в ведении государственного банка, созданные по почину П. А. Столыпина. Весь содержащийся в них хлеб был монополизирован, став якобы собственностью государства. Еще раньше был ликвидирован Совет главного земельного комитета, который негласно и робко, но все же защищал крестьянство. Учредительное собрание было распущено специальным декретом.
Из центра летели депеши во все губернии и уезды: ускорить ликвидацию частновладельческих хозяйств, которых в европейской части России насчитывалось около 110 тысяч. Они имели около 8 миллионов десятин посевных площадей (около 1 миллионов — зерновых) и около 9 миллионов голов скота, из них 1,5 миллиона породистых лошадей и около миллиона высокопродуктивных молочных коров.
Центр также торопил с ликвидацией монастырских хозяйств, В 1912 году за монастырями числилось 740 тысяч десятин земли, а в 1919 году — около 900. Никто точно не знал, сколько сельскохозяйственной продукции поступало из монастырей на всероссийский рынок, но то, что поступало ее много, сомнений нет.
К 1921 году были изъяты не только церковные ценности; но и разгромлено 673 монастыря. У них было отнято капитала на сумму 4 млрд. рублей, 827 тысяч десятин земли, 84 завода, 1112 домов для престарелых и странноприимных домов, 704 гостиницы, 277 больниц и приютов, 436 молочных ферм, 603 скотных двора и 311 пасек. На произвол судьбы было выброшено более 58 тысяч монахов, монахинь, послушников, послушниц и еще большее количество призреваемых в монастырях людей.
Урон, понесенный страною от разгрома архитектурных ансамблей монастырей, памятников истории и культуры и богатейших хозяйств, составил страшные цифры, а утрата произведений искусства, древле и книгохранилищ не поддается какой-либо оценке в рублях. Это было подлинное национальное бедствие.
Ликвидация частновладельческих и монастырских хозяйств была проведена успешно, хлеб из них был конфискован и монополизирован, Но на этом дело не кончилось. Началось массовое ограбление крестьян через конфискацию имущества, изымание хлеба и продуктов, обесценивание денег и др. Так называемые твердые цены на сельскохозяйственные продукты были в 46 раз ниже цен вольного рынка. Стихийный выпуск бумажных денег облегчал дополнительное изъятие сельхозпродукции у крестьян за бесценок. Еще в 1918 году 1 золотой рубль стоил 7 руб. 85 коп. «бумажками», а в 1921 году он пошел за баснословную цену — 11 300 бумажных рублей! В 1918—1919 годах разверстка извлекла у крестьян продуктов на 127 миллионов рублей, а эмиссия дензнаков — на 523 миллиона, В 1919—1920 годах соответственно — 253 и 390 миллионов рублей, в 1920—1921 годах — 451 и 200 миллионов рублей. В «Истории ВКП(б)», под редакцией Ем. Ярославского (М. Губельмана), изданной в 1929 году, читаем; «При сокращении денежных поступлений государство вынуждено было нажать на печатный станок, ибо дефицитность бюджета возрастала. С 66 процентов в 1918 году до 88,9 процента в 1929 году». Крестьянство презрительно именовалось «мешочниками», то есть спекулянтами, Еще 10 ноября 1917 года в декрете новой власти России была дана установка: «спекулянты... расстреливаются на месте преступления». А такими «спекулянтами» была большая часть крестьянства, то есть подавляющее большинство народа. И не только тогда так считалось, но и потом — на десятилетия вперед укоренилось такое отношение к народному кормильцу. По отношению к пролетариату даже «некулацкая часть» крестьянства была отнесена к классовому врагу. Этот зловещий лозунг, катившийся по стране десятилетия, был прославлен теоретиком нового мира Н.И. Бухариным и послужил руководством к действию по уничтожению крестьянства.