Великий артефакт преодоления счастливой жизни
Шрифт:
***
Инта, 1997 год
Ноябрь в интинской провинции мало отличается от февраля и марта. Север есть Север, и, как говорится, если ты его полюбишь, не разлюбишь никогда. Необязательно «увозиться» в тундру 40 , чтобы испытать ощущения, как в популярной песне, можно ограничиться поездкой на местный вокзал.
Андрей уезжал в Москву на терапию новым предложенным медикаментом. Стоя у вагона, он вдруг стал суетливо заматывать развязавшийся на моей шее теплый шарф.
40
Речь
– Давай беги обратно, автобус сейчас уедет, еще трястись сорок минут до дома по бездорожью, да и соседка должна на работу скоро уехать, неудобно подвести человека будет, чтобы дети не остались одни… Давай-давай, беги, – Андрей стал подталкивать меня в сторону автобусной остановки. – Я разговаривал с матерью, они обещали приехать помочь с детьми, да и дела у них тут еще по оформлению документов, так что совместят два в одном! – крикнул мне муж, заскакивая в вагон отходящего поезда.
Я долго смотрела вслед увозившему от меня Андрея поезду «Воркута – Москва» и отчаянно махала, надеясь, что он видит меня, несмотря на разбушевавшуюся метель.
***
Череда дней потянулась в ожидании телефонных звонков из Москвы. Андрей радостно рапортовал мне об успешном лечении и хорошем самочувствии. Одно его беспокоило: как я справляюсь одна с детьми.
Так или иначе, в каждой человеческой жизни всегда наступает момент некоего аудита человеческих отношений. Дружба у некоторых ассоциируется с одноименным плавленым сырком, и не то чтобы ты в начале этого познания начинаешь оправдывать окружающих людей, нет – на этом этапе ты милостиво раздаешь им алиби, стараясь войти в их положение и усмирить в себе нетолерантные сомнения.
Отец продолжал жить своей беззаботной жизнью, прячась под лозунгами работы от заката до рассвета. Изредка у меня случались чисто формальные встречи с мачехой, которая пыталась играть на публику роль заботливой бабушки, хоть и не родной. Младшая сестра, после развода оставшаяся со своей матерью, строила жизнь в областной столице и старалась не выходить за границы соответствия нравственным ценностям «правильного» мироощущения своей матери. Это давало ей возможность спокойно и крепко спать, не вникая ни во что глубоко, ограждая себя удобным алиби юного беспомощного студента.
Но, как говорится, «если в одном месте убудет, обязательно жди прибавления в другом». Мне очень повезло с малознакомыми людьми. Как ни удивительно, но именно те, от кого я в последнюю очередь ждала помощи, с удовольствием ввязывались в мои бытовые проблемы, с пониманием и стойким желанием облегчить мою участь. Именно они помогли мне не потонуть в море разочарования. Как и каждодневные послания от Андрея, которые я неизменно находила в разных местах. В одних записочках были наши смешные односложные смешинки, другие носили характер назиданий вроде «Кушай», «Не забудь шапку не только на себя, но и на детей надеть», «Не беги, последняя ступенька подъезда скользкая», «Молоко закипит раньше, чем ты успеешь», а третьи содержали в себе просто милые признания: «Вы мои самые любимые Булечки на свете». – Мне предлагают сделать одну процедуру, попробовать лекарство одно, так что я у тебя
процедурах.
– Нет, Ришка умничка, она Юляшу катает по двору в коляске, я ее первой у подъезда с коляской оставляю, потом одеваю младшую и спускаю ее, потом сама, быстро одеваясь, выбегаю, – стараясь успокоить мужа, я докладывала распорядок наших вылазок с детьми на морозные прогулки. – около магазина она с ней стоит, все купить успеваю, не переживай за нас, родители твои приходили играть с детьми, иногда остаются. Все хорошо, только тебя нет, – придав своему голосу интонацию большей уверенности, рапортовала я.
– Я всегда рядом, что ты, просто ты меня не всегда видишь, но слышишь, и это плюс, – весело отвечал Андрей.
***
Инта, декабрь, 1997 год
Зима. Вечер. За окном тихо падает снег. Погода словно создана для горячего чая, уютного пледа и красивых сказок для прижавшихся ко мне дочерей. Новогодняя суета словно дает возможность ощутить переход в иное состояние и время, изменить обыденную жизнь на короткий срок. В процессе праздничных хлопот происходит важная вещь: ты словно переносишь ту красоту, что живет в тебе, в мир, окружающий тебя. Совместные приготовления с детьми к праздничным дням делали ожидание приезда Андрея домой желаннее. Его радостные сообщения о хорошем самочувствии подпитывали нашу веру в чудо и в ошибку поставленного диагноза.
Вопреки не раз слышанному мной выражению о ночных звонках, предвещающих что-то очень зловещее, для меня они означали долгожданную возможность поговорить с мужем. Андрею разрешали звонить по межгороду из сестринской лишь в вечернее время.
Дочери, умаявшись, сопели рядом, разместившись по обе стороны моих бочков, припрятав свои от волчка, на ночь обязательно устроив небольшую возню вокруг и попробовав все способы растянуть время до засыпания, после чего, окончательно утомившись, сладко посапывали рядом.
«Скоро Новый год, и он обязательно изменит нашу жизнь», – думала я, разглядывая звездное небо в ожидании падения звезды, надеясь загадать желание.
***
Междугородний звонок раздался после обеда на следующий день.
Я не сразу поняла, кто и что мне говорит. Мужской голос в трубке показался мне знакомым, кажется, я его уже слышала в клинике, где проходил лечение Андрей.
– Москва на проводе. Вы жена? Кто-то еще есть с вами? Не молчите, нет времени, у меня операция, ситуация критическая, кто поедет принимать решение? Вы или кто? Алло!
Раздался грохот. Дети уронили елку. Маленькая Юлия, улучив момент свободы, доползла до нее и попробовала встать, опираясь на ель. Карина, пытаясь поднять дерево с вцепившейся в нее младшей сестрой, уронила все это еще раз, уже вместе с так и не разжавшей руки Юлей. Слившись голосами в одну тональность, они с одинаковым ритмом затянули заунывное «Мама-а-а-а».
– Мамочка, ты чего, не плачь, – вытирая мне слезы, сказала старшая дочь.
Младшая с поцарапанной елью мордашкой, всхлипывая, жалась ко мне.