Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
Лукаса и Петера несколько раз привлекали к озвучиванию детских ролей в радиоспектакле. Но Петер быстро отсеялся, а Лукас, практически прописался в редакции. Сначала он работал журналистом, мотаясь по всему Яали и собирая новости. Затем, как-то совсем неожиданно, Каура поставила читать моего брата эти самые блоки новостей. А с начала лета доверила ему и младшему Райту вести утреннюю программу.
— Какую прекрасную песню ты написал, — проворковала мама, возвращаясь к столу от транслятора, рядом с которым и провела всё время исполнения песни.
— Мам, я же тебе уже пару раз говорил,
На что мама только рукой махнула и принялась опять хлопотать за столом. Транслятор же голосом Лукаса продолжил знакомить меня с городскими и мировыми новостями:
«Напоминаю всем слушателям, что сегодня вечером в шесть часов, в нашу студию придут глава города Яали Матти Каукопойка Хухта и глава городского сейма Рикки Никопойка Сайпанен с отчётом о проделанной работе за последние три года. Если вы хотите задать вопросы или у вас есть нерешённые городом проблемы, то можете позвонить к нам в редакцию по номеру два-два-два и оставить свой вопрос, который мы обязательно озвучим в эфире».
После этого объявления, я узнал о получении золотой медали нашей авиационной команды на «Международной воздухоплавательной выставке», которая прошла в Санкт-Петербурге. Так же мне рассказали о всё расширяющемся кризисе в Марокко между Германией, Англией и Францией. И допивая чай, начал слушать новость о земельной реформе Столыпина, но не успел, зазвонил телефон, и сестра, взявшая трубку, сообщила мне.
— С нашего аэродрома звонят. За тобой самолёт прилетел.
Глава 28
Глава 28
— Добрый день, господин Хухта, — поприветствовал меня с поклоном маленький и худощавый японец. — Меня зовут Икеда Кикунаэ.
— Здравствуйте, господин Кикунаэ, — вернул я ему поклон, чуть не споткнувшись на фамилии. — Извините Хонда-сан, задержался в Або. — Пожал я руку и нашему металлургу, который организовал эту встречу.
В Або мне пришлось заезжать из-за проблем на наших верфях с русскими подводными лодками. Проектируя и создавая в прошлом году новый грузовик, наша юридическая служба запатентовала и автомобильный шноркель. Немного поразмышляв, я понял, что, узрев автомобильный шноркель, народ быстро додумается и до морского для подводных лодок. Поэтому подготовил документы и отдал указание на регистрацию той системы, которую я помнил из статей в интернете.
Об этой системе я написал военно-морскому министру Фёдору Карловичу Авелану. И предложил ею воспользоваться в случае необходимости для флота. Единственное условие, которое я робко упомянул в письме, что работы желательно проводить на верфях «Хухта-групп»
И в начале лета адмиралтейство заключило с нашей корпорацией договор на установку подобных систем на четыре подводные лодки и на замену кормовых бензиновых двигателей и электромоторов. Всё бы ничего, но электромоторы нам пришлось создавать практически с нуля. Но
Изначально на этих подлодках должны были стоять четыре американских бензиновых двигателя «White Middleton» по четыреста лошадиных сил. Но кто-то в адмиралтействе решил сэкономить, и на лодки установили двигатели завода «Людвиг-Нобель». На нос по четыреста сил, а в корму, для движения экономичным ходом, по двести.
Согласно составленного плана специалистов адмиралтейства и инженеров нашей верфи, сначала устанавливали и испытывали новую систему вентиляции, а до двигателей добрались уже в самом конце. И кому-то из инженеров пришло в голову сравнить на стенде характеристики наших двигателей с Нобелевскими. Оказалось, что реальная мощность двигателей, произведённых заводом «Людвиг-Нобель», не превышает ста лошадиных сил.
Разгорелся жуткий скандал. По настоянию деда Кауко мне пришлось пропустить летние пионерские игры и срочно выехать в Або. В течение недели со всех лодок сняли Нобелевские двигатели и прогнали сразу на нескольких стендах. И все они показали мощность, как минимум, в два раза меньше заявленной.
Адмиралтейство организовало проверку всех судов, на которые ставились двигатели «Людвиг-Нобель». А с нами заключили новый договор — на замену всех двигателей на подлодках. И если с двухсотками у нас никаких проблем не было, до для замены главных двигателей нам пришлось приобрести у компании «Виккерс» двенадцатицилиндровые бензиновые двигатели. Впрочем, мы даже так не остались внакладе.
Напрягало только одно. Возможное недовольство Великобритании, по поводу использования этих двигателей для русских лодок. Так как именно эти моторы англичане ставили на все свои подлодки класса «С». Я честно отписал об этом Авелану, но ответа пока так и не получил.
— Я понимаю, Матти-кун, — доброжелательно улыбнулся наш японец. — Мы с пользой провели эти дни в столице. Навестили Ичиро, прогулялись по городу, заглянули на завод к господину Графтио.
За ничего не значащими разговорами мы поднялись в мой кабинет, где и расположились за столом.
— Как я понял из письма, вы, господин Кикунаэ, — я опять с трудом вспомнил его фамилию. — Вы придумали что-то интересное и планируете получить деньги для развёртывания производства. Я правильно понял?
— Гхм. Матти-кун, давай, я подробно расскажу предысторию и про открытие моего друга, — вновь первым подал голос Котаро Хонда. — А то после его попытки общения с некоторыми русскими купцами он склонен проявлять некоторую настороженность. Да и русским он владеет хуже меня.
— Я не против. Слушаю вас, Хонда-сан.
Как выяснилось, Икеда Кикунаэ был до русско-японской войны ни много ни мало целым профессором химии и преподавал в Токийском университете, где в это время работал и Котаро Хонда. Вот их вместе и мобилизовали. Правда, по прибытии в Корею их дороги разошлись. Хонду отправили на фронт под Дальний, где его и взял в плен наш нынешний начальник охраны предприятий Рейно Лахти. А господин Кикунаэ попал со своими студентами прямо с марша в мясорубку под Инкоу, где получил контузию и был пленён казаками.