Великий диктатор. Книга вторая
Шрифт:
— Матти! Тебе посылки прислали! — прибежали за мной в дом пионеров Петер и Лукас. — Офицер привёз. С настоящей саблей. Мама послала нас за тобой. Бежим скорее, — приплясывали от нетерпения эти два непоседливых человечка.
— Бегите. Скажите, что я сейчас приду, — отправил я мелких с ответом, уже примерно догадываясь от кого послания.
Пусть помучаются. Без меня всё равно не вскроют. А я прогуляюсь. В кои-то веки к нам, в Северную Остроботнию, пришло тёплое лето. Настолько тёплое, что можно было уже купаться в озере. Вчера как раз купались, а я учил плавать своих шведских родственников. Ох и визгу было. Чуть не оглох. Но держаться на воде — научил.
— Ну где тебя носит? — накинулась на меня матушка, когда
— Гхх-кха-кха, — я хрюкнул и закашлялся, маскирую свой рвущийся наружу смех из-за некстати вспомненного мультфильма про «Масленицу».
— Так! Хватит кашлять. Открывай послания, — не вытерпела уже бабушка Ютта. — Вот я тебе полотенцем! Мы тут сидим, ждём, дела все бросили. Не доводи, Матти!
Ну, с бабулей спорить себе дороже. Первым делом, взял в руки письмо от императрицы, повертел его в руках, ковырнул ногтем сургучные печати и отдал матушке.
— Мам. Ты его сама вскрой. Тебе же присылала благодарности Александра Федоровна. Ты те письма как-то вскрывала без повреждения печатей.
Мама удовлетворенно вздохнула и ножом для бумаг как-то хитро вскрыла конверт. И извлекла лист дешёвой желтоватой бумаги, который тут же протянула мне.
— Гкхм, — прокашлялся я и начал читать:
«Милый мальчик Матвей, поздравляю тебя с именинами. Желаю тебе всего самого лучшего. Пусть Господь пошлет тебе здоровье и душевный мир, который является величайшим даром для нас, смертных. А твой Ангел хранитель дарует тебе сил для написания новых чудесных сказок». И подпись — «Александра».
— И это всё? — неосмотрительно удивился я и повертел в руках лист бумаги.
Мне тут же попытались отвесить затрещины с двух сторон, но рука мамы столкнулась с рукой бабушки и я не пострадал, но на всякий случай переместился на другую сторону нашего круглого стола.
— Ему царица поздравления присылает! А он ещё и не доволен что послание короткое. Эмма, открывай посылку от царицы, — распорядилась бабушка Ютта.
Мама, покосившись на меня, вскрыла бумажную бандероль, в которой под многочисленными бумажными слоями обнаружилась небольшая картина. С тыльной стороны полотна была приклеена записка. Которая извещала, что перед нами копия картины «Преподобный Доктор Мартин Лютер» авторства художника Лукаса Кранаха Младшего.
— Ой! Божечки! Пресвятой Мартин! — Бабуля как только услышала название картины сразу же начала креститься и тут же затянула гимн «Десять заповедей», написанный тем же Мартином Лютером.
Её пение подхватила матушка, сестрица Анью, тетка Сусанна, а затем уже и я. Мелкие, мои новые братья и дети Аньи просто молчали. Так как им по возрасту рано ещё гимны учить. Вот пойдут в школу, там их этому и научат.
Раньше, когда только попал в это тело, я воспринимал все эти молитвы, службы и песнопения как дань времени. И учил, чтобы не засыпаться перед местными. Но затем как-то втянулся. Особенно после того, как отец Харри поставил меня солистом церковного хора, заявив, что я обладаю очень красивым голосом. Постепенно я затянул в этот хор и всех своих мальчишек из моей банды.
— Радость-то какая! — закончив петь, изрекла бабуля. — Как будто помолодела прям! Хороший подарок! Куда нам её повесить? — баба Ютта, держа в руках картину, стала примерять куда в доме можно повесить столь ценный артефакт.
— Нет, ба! — громко и четко сказал я. — Мы отдадим эту картину в новый храм, когда его построят. С условием. Чтобы отец Харри указал под ней, что картина «Преподобный Доктор Мартин Лютер» подарена семье Хухта русской императрицей.
— Ооо! Да! Так
Наш пастор, как только узнал о планах отца попробовать перевести Яали из статуса села в город, тут же стал активно его в этом поддерживать. Старый епископ нашего диоцеза Отто Иммануэль Колляндер, который приезжал проверять мою одарённость, уже умер. Но и новый епископ Юхо Коскимес вполне благосклонно относился к нашему приходу и поддержал идею с городом.
Так что 1 июня 1906 года, после проведения опроса, одобрения религиозных и светских властей губернии, наше село официально признали городом в финляндском сенате. Всё произошло настолько быстро и беспроблемно, что многие до сих пор удивляются. А многие до сих пор не осознали того факта, что из крестьян вдруг, почти в один момент, стали горожанами.
Зато это быстро осознал наш пастор, который стал на каждой службе агитировать за строительство нового храма. Каменного и более вместительного. Даже начал сбор средств на это дело. Пришлось и деду Кауко внести десять тысяч марок и пообещать священнику, что продаст нужное для строительства количество кирпичей по себестоимости. А мне пришлось написать письмо Эмилю Викстрёму, создателю «моего» памятника, с просьбой посоветовать архитектора для постройки церкви.
До выборов в сентябре, временно, городским Головой назначили моего отца. А вот дядя Раймо Коскинен так и не стал главным городским инспектором. На эту должность нам прислали человека из Улеаборга. Впрочем, когда в сентябре пройдут выборы градоначальника и депутатов городского сейма, вот тогда они и будут вольны решать кого назначать на те или иные должности. Или изменить городской герб, который нам придумали в Гельсингфорсе, основываясь на местных особенностях. Три серебристых рыбёшки с тремя коричневыми кирпичами, нанесенные на треугольный зелёный щит герба, одобряли многие жители Яали. Всем импонировало то, что ни один город княжества не имел до этого треугольного щита в гербе.
— Матти, на, читай, — тем временем, пока я предавался воспоминаниям, матушка распечатала письмо от графа Витте и теперь протягивала мне лист для чтения.
Послание от Сергея Юльевича в отличие от письма царицы было более объёмным. И напечатанным на машинке, а не написанным от руки. В нём министр поздравлял меня с днём рождения, витиевато желал всех благ и благодарил за помощь в предотвращении ограбления отделения государственного банка. А в бандероли оказался набор из четырёх серебряных подстаканников с клеймом Карла Фаберже. Которые тут же заняли почётное место в нашем кухонном буфете.
— Чтобы сегодня же написал ответы и поблагодарил, — строго сказала мама. — И принесёшь мне на проверку.
Я лишь обреченно кивнул соглашаясь с этим требованием.
……
— Это ты сам сделал? — удивился Александр Бьярнов, крутя в своих руках единственный удачный экземпляр моей копии французской винтовки «MAS-36», который я вытачивал, собирал и подгонял в течение полугода.
Поставленная датчанами линия по производству стволов потребовала всего внимания наших конструкторов Шмайссера и Бьярнова. Так что им стало не до меня, и я был волен заниматься чем угодно. Но, помня просьбу генерала Рамзая о выпуске винтовки, я решил попробовать свои силы как оружейника. Выбрав, как мне казалось самую простую оружейную конструкцию с которой я был неплохо знаком по своему предыдущему миру. Так-то Шмайссер склонялся к тому, чтобы купить по дешёвке лицензию на германскую винтовку «Gewehr 88» конструктора Шлегельмильха.