Великий лес
Шрифт:
— Может, телефон не работает?
Иван поднял трубку, прислушался — телефон в самом деле не подавал никаких признаков жизни.
«А что, если Андрей Макарович был прав — немцы под Гомелем. И за ночь… пришли в Ельники?»
Мороз прошел по коже, похолодело внутри.
«Не может быть… Боговик бы меня как-либо предупредил. Не оставил бы в неведении…»
«А если не мог предупредить?»
Вышел из сельсовета, запряг коня. Подъехал к конторе колхоза, кнутовищем постучал в окно.
— Василь, эй, Василь!
Василь
— Ты это куда? — спросил настороженно.
— В Ельники хочу подскочить.
— Вызывают?
— Нет, телефон что-то не работает… Поеду узнаю, что там и как… Андрей Макарович вчера в Ельниках был…
— И что он говорит?
— Ничего особенного, — решил не нагонять лишнего страху на Василя Иван. — Вот поеду, сам все увижу и услышу…
Василь уловил неискренность в тоне Ивана.
— А все же?..
— Хорошего мало… Говорит, немцы под Гомелем, из Ельников кое-кто уезжает… — с деланным спокойствием, как бы даже безразлично сказал Иван.
— Значит, и в Великом Лесе скоро будут немцы, — сделал вывод Василь Кулага.
— Либо дождик, либо снег, — уклонился от прямого ответа Иван. — У страха, сам знаешь, глаза велики.
— Нет, Иван, ты меня не успокаивай, — качал головой Василь Кулага. — По всему чувствуется, придут сюда немцы. И нам с тобою подумать надо, хорошенько подумать…
— О чем подумать?
— Обо всем. И что с колхозом делать, и самим, и с семьями нашими…
— Вот съезжу в Ельники, тогда и подумаем, ладно? — уловив страх в словах Василя Кулаги, сказал Иван.
Василь сосредоточенно постоял, посопел носом.
— Ладно. Езжай, а потом все расскажешь мне…
И пошел, озадаченный, назад в контору.
Восемнадцать километров Иван проехал быстро. Придержал, перевел на шаг коня только в самих Ельниках. Внимательнее, чем прежде, стал приглядываться к тому, что делалось в местечке. Никаких особых перемен, кажется, не произошло, растерянности, паники не заметно. Как всегда, на улицах было людно, каждый спешил, шел куда-то по своим делам. Магазины были открыты, бойко торговали и на рынке.
В парке, перед зданием, где помещались райком и райисполком, стояло несколько подвод и полуторка. На них грузили какие-то бумаги. Среди тех, кто выносил бумаги, Иван увидел кое-кого из райкомовских и райисполкомовских работников.
«Что бы это могло значить?»
Привязав коня, подошел к подводам. Поздоровался со знакомыми работниками, спросил, у себя ли Боговик.
— У себя, у себя, — ответили ему на ходу.
Иван сунулся было в дверь, но — чего никогда прежде не было — дорогу ему преградил милиционер.
— Документы! — потребовал строго.
Иван достал из кармана пиджака партбилет, протянул милиционеру. Тот долго, сосредоточенно листал его, посмотрел, уплачены ли за последние месяцы взносы.
— Проходите, — разрешил, отступая
Иван поднялся на второй этаж, удивляясь, что двери всех кабинетов нараспашку, на полу здесь и там валяются разноцветные листки. Вошел в дверь приемной первого секретаря. Секретарша, увидав Ивана, обрадовалась:
— А Роман Платонович со вчерашнего дня ищет способ, как бы с вами связаться. Хотел уже человека посылать, чтобы вас вызвать. Подождите, у Романа Платоновича люди. Я доложу… — Она вскочила из-за стола, бойко протопала к двери секретаря. Через минуту выбежала из кабинета, сказала: — Роман Платонович сейчас вас примет… Подождите…
И верно, не прошло и пяти минут, как из кабинета секретаря, прихрамывая на левую ногу, вышел незнакомый бородатый мужчина. За ним выглянул и сам Роман Платонович Боговик:
— Входи, входи, Иван Николаевич…
Иван Дорошка встал с табуретки, направился к Боговику. Встретив протянутую руку секретаря, крепко и молча ее пожал. Роман Платонович пропустил Дорошку вперед, плотно прикрыл за собою дверь, сказав секретарше, чтоб никого к нему не пускала.
Своим уверенным, размашистым шагом подошел к столу, опустился на стул.
— Садись и ты, Иван Николаевич, поближе ко мне, — показал он на стул, стоявший сбоку стола. — Есть к тебе дело. И не одно…
Роман Платонович испытующе поглядел на Ивана, и тот увидел у него в глазах глубокую усталость. Да и щеки как-то обвисли, лицо все потемнело, отекло.
— Ты хоть спишь? — спросил Иван у Боговика.
— По два-три часа в сутки. И то — не выходя из кабинета.
Роман Платонович вздохнул, помотал головой.
— Дрянь наши дела, — сказал он, выждав немного. — Не остановили немцев, немцы наступают.
— А по радио, что по радио передают?
— По радио? «Наши войска с боями отошли на новые оборонительные рубежи…» — вот смысл всех сводок. В руках у врага Смоленск…
— Да ты что? — сверкнул глазами на Боговика Иван Дорошка.
— Да, Иван, да… И я не хотел бы верить, но… — Роман Платонович снова вздохнул. — На днях немцы заняли Гомель. Так что… в ближайшее время они будут в Мозыре, а потом и в Ельниках. Я получил приказание готовить район к эвакуации. Железная дорога уже для нас не спасение. Что можем — на переправу через Днепр. Но и там немцы бомбят. Так что… — Боговик опять поднял на Ивана Дорошку усталые глаза. — Но попытаться надо. Вы хоть подобрали людей гнать скот?
— Подобрали, — кивнул Иван.
— Вот завтра и гоните.
— Все гнать?
— Коров и лошадей.
— А овцы, свиньи?
— Пусть пока остаются. Когда в самом деле немцы будут близко — раздайте, что можно, надежным людям. И хлеб, который успели сжать, тоже молотите и раздавайте. Остальное — сжечь.
— Как сжечь? — привстал, не поверил своим ушам Иван.
— Да, сжечь. Ты что, не читал речи товарища Сталина?
— Нет, не читал.