Великий мертвый

Степаненко Андрей

Мотекусома мысленно перебрал все, что узнал о своей жене за много лет супружества, и только пожал плечами. Чтобы подозревать ее в чем-то дурном, нужен был повод, а как раз повода она никому не давала. Никогда.

* * *

В гавани Сан-Хуан де Улуа кастильцев поджидали все те же вооруженные мавры, и Кортес два дня проторчал на рейде, яростно обсуждая с капитанами их общее будущее. Из составленной Грихальвой карты следовало, что севернее Улуа есть лишь одно удобное для стоянки место, а дальше — ни городов,

ни жителей, ни бухт. На этом побережье, да и вообще в жизни, их более не ждало ничего. Так что, когда на третьи сутки здешние мавры перестали показывать свой гнев и выслали две пироги, сердце Кортеса подпрыгнуло и заколотилось вдвое чаще. Это был шанс.

Безо всякой опаски изукрашенные пироги пристали к увешенному флажками и знаменами судну Кортеса, и мавры, одетые в красивые, расшитые цветными нитками рубахи, поднялись на палубу, осмотрелись и, все, как один, сложив руки на груди, встали у борта полукругом.

— Татуан! — громко произнес один, самый старший.

Кортес двинул Агиляра в бок.

— Переводи…

— Я… не понимаю, что он сказал… — выдавил Агиляр и, попытавшись наладить контакт, быстро зашепелявил.

Мавры переглянулись и пожали плечами. Они не понимали ни слова.

— Попробуй еще… — прошипел Кортес.

Агиляр снова забалаболил — без толку.

Внутри у Кортеса все перевернулось. Единственный шанс понять, что происходит на побережье, безвозвратно ускользал из рук.

— Татуан? — послышался за спиной мелодичный голос, и Кортес резко развернулся.

С кормы, в обнимку с корытом, полным выстиранного белья сеньора Алонсо Эрнандеса Пуэрто Карреро к нежданным гостям двигалась взятая по договору юная, лет пятнадцати рабыня. На ходу ткнула пальцем в сторону Кортеса, что-то резко и быстро проговорила и, покачивая бедрами, прошла мимо.

— А ну, постой! — ухватил ее за плечо Кортес и развернул к себе. — Ты, что, понимаешь?

Сарацинка оторопело моргнула.

— Это Марина, — вмешался Агиляр. — Она табаскский знает. Можно вдвоем переводить!

У Кортеса словно гора упала с плеч.

— Ну, так переводите, черт вас дери!

* * *

Иш-Тотек, военный правитель провинции Улуа рассматривал кастиланское ожерелье долго, очень долго. Прозрачные зеленоватые камушки необычайно сильно напоминали священный нефрит, но были раз в двадцать чище и прозрачнее самого лучшего камня в его коллекции.

— Так, говоришь, у них этого много? — поднял он глаза на вернувшегося с кастиланской пироги посланца.

— Целые связки, — уверенно кивнул тот.

Иш-Тотек досадливо крякнул. Соблазн игнорировать приказ Мотекусомы и разрешить четвероногим высадиться на берег для торга был огромен.

— Значит, кастилане говорят, что они — купцы… — все еще не решаясь переступить через волю главного вождя Союза, пробормотал он.

— Да, — кивнул посланец. — Но товары у них действительно есть. Хорошие товары. И много…

—

Ладно. Завтра я сам на них посмотрю, — понимая, что нарушает закон, досадливо крякнул Иш-Тотек и уже на следующий день поднимался на борт высокой, определенно склеенной из досок пироги.

Внимательно огляделся и заинтересованно хмыкнул: такого он еще не видел. Паруса были подвижны, — закрепленные канатами реи при каждом дуновении ветра со скрипом сдвигались со своего места.

— И кто здесь главный? — поинтересовался Иш-Тотек.

Смуглая скуластая девчонка лет пятнадцати быстро забормотала на табаскском языке, затем наступил черед второго толмача — кастиланина, и тогда вперед выступил светлолицый, с длинными, разведенными в стороны усами молодой мужчина.

— Элнан Колтес, — перевела женщина, — посланник Женщины-Змеи Хуаны и ее могучего сына Дона Каллоса — великого военного вождя всех племен Кастилии и Алагона.

Иш-Тотек удовлетворенно улыбнулся; примерно этого он и ожидал. Осмотрелся еще и вдруг заметил крест с пригвожденным к нему короткими стрелами худым, бородатым мужчиной.

— Человек-Уицилопчтли?!

Он и подумать не мог, что у них общие обычаи.

— Исус Клистос, — перевела женщина и уже от себя добавила: — но они больше уважают его мать Малию.

Иш-Тотек понимающе кивнул: мама достойного сына вдвойне достойна.

— Вождь Колтес хочет увидеть Мотекусому, — не дожидаясь, пока он спросит что-нибудь еще, перевела женщина.

Иш-Тотек поморщился. Эта недипломатичная торопливость сразу же смазала все удовольствие от встречи.

— Скажи ему, Великий Тлатоани сам выбирает, с кем ему встречаться.

В воздухе тут же повисло неловкое молчание. Иш-Тотек поморщился и понял, что положение следует исправить.

— Я подарки привез, — глядя в глаза Кортесу, промолвил он. — И разрешение. Можете выгружать свои товары.

* * *

Кортес чувствовал себя так, словно шел по тончайшей проволоке на высоте флагштока каравеллы. Осторожно, стараясь не разрушить с таким трудом созданное впечатление, он с низкими поклонами принял исполненные из золота, серебра и перьев тропических птиц подарки и тут же понял, что отдариться следует не хуже.

— Ортегилья! — рявкнул он в сторону застывшего неподалеку пажа. — Немедленно тащи сюда все, что есть в моей каюте! Шапку с медальоном, мое парадное кресло — все!

И тут же, как величайшую ценность, водрузил на шею мавра самое блестящее, что было под рукой, — ожерелье из зеленоватых стеклянных бус по два песо за нитку.

Мавр расплылся в улыбке и о чем-то заинтересованно спросил.

— Он спрашивает, где расположено месторождение такого замечательного нефрита, — мгновенно перевели толмачи.

— В недрах Кастилии, — едва удерживаясь от саркастической нотки, широко улыбнулся Кортес. — А где расположено месторождение такого чистого золота?