Великий мертвый
Шрифт:
— Ты не смеешь… — ухватился за кинжал Карреро. — Она — моя!
Кортес развернулся и, сдвинув пытающегося прикрыть его Кристобаля де Олида в сторону, встал напротив — глаза в глаза.
— И что дальше?..
— Хватит, сеньоры… — вмешался благоразумный Гонсало де Сандоваль. — Не дело друг дружку из-за паршивой сарацинки убивать…
— Да, пусть потешатся! — гоготнул Альварадо. — А то ни жратвы нормальной, ни баб, ни даже драки!
Карреро быстро вытащил кинжал из ножен и бросил ненужный пояс на
— Давай! Посмотрим, кто кого…
— Это же самоубийство, Алонсо, — покачал головой Кортес, становясь так, что заходящее солнце било противнику в глаза. — Не надо.
Но зеваки тут же сгрудились вокруг, сделав кольцо и азартно споря, на каком по счету выпаде Карреро будет убит.
— Сеньор Кортес! Сеньор Кортес!
Кортес, не рискуя выпускать Карреро из виду, кинул в сторону осторожный взгляд. Это был посланный вперед разведчик — один из четырех.
— Что там еще?
— Он весь из серебра!
— Кто из серебра? — обнажив кинжал и кинув пояс на землю, переспросил Кортес.
— Город! Сеньор Кортес! Город! Он весь — серебряный!
Зеваки обмерли.
— Что ты городишь? — зло осадил разведчика Кортес, медленно идя по кругу, так, чтобы не пропустить выпад Карреро.
— Я правду говорю, сеньор Кортес! — навзрыд произнес разведчик. — Стены из серебра! Дороги из серебра! Там все из серебра! Это — Иерусалим!
Солдаты охнули, и Кортес досадливо чертыхнулся, поднял с земли свой пояс и сунул кинжал в ножны.
— Все, Карреро. Боюсь, дуэли не будет. Сам видишь…
— Все из серебра! — истерично орал разведчик, хватая за грудки то одного, то другого. — Я теперь всю Кастилию куплю! Всех девок в моей деревне! Только бы увезти!
Змеиный совет, состоящий из самых знатных женщин всех четырех родов, в основном, следил за правильной передачей власти мужчинами — строго по материнской линии, от дяди к племяннику. Но сколько-нибудь реальную власть старухи давно утратили, а потому долго не могли поверить, что им дозволено судить самого Мотекусому.
Затем совет не мог поверить, что Тлатоани солгал. Затем начались «запретные дни» лунного месяца, и старухи были вынуждены ждать. А за полдня до назначенного разбирательства перед Мотекусомой предстал гонец из Семпоалы.
— Четвероногие уже там! — не подымая глаз, выдохнул он.
— В Семпоале?! — ужаснулась неотступно следующая за своим супругом Сиу-Коатль. — Что они там делают?! Снова крадут наших женщин?!
— Нет, Великая Сиу-Коатль, — покачал головой гонец. — Их принимают, как гостей.
Мотекусома застонал и закрыл руками лицо. Он знал, что теперь Змеиный совет будет к нему куда как мягче, но цена была ужасна.
Город Семпоала оказался воистину роскошным. Широкие улицы, утопающие в тенистых садах
И только Кортесу было не до красот. Он сразу объяснил немыслимо толстому вождю, что Их Высочества Женщина-Змея донья Хуана и ее могучий сын, военный вождь всех кастильских племен дон Карлос послали их, своих любимых детей, чтобы они везде искореняли зло и обиды, наказывали несправедливых и оберегали угнетенных.
Теперь Кортес должен был выяснить главное.
— И что, сеньор, сильно ли вас Мотекусома притесняет? — не обращая внимания на обожравшихся и давно уже клюющих носами капитанов, расспрашивал он толстого вождя.
— Мой язык отказывается передавать все те гнусности, что он творит, — быстро переводили Марина и Агиляр.
— Подати? — понимающе вопрошал Кортес.
— Если бы только это, сеньор, — грустно кивал толстяк, и Кортес тут же превращался в слух.
Как оказалось, Мотекусома ввел в провинции фиксированные цены, и теперь требовал поставлять хлопок строго по этим ценам. Но главное, забирал всех достигших пятнадцати лет юношей в столичные училища, а затем отправлял их на государственную службу. И куда их только не отправляли! — в армию и на почту, учетчиками в хранилища и секретарями в суды, резчиками камня и оружейниками в мастерские, и многих, слишком уж многих — на строительство городов, дорог и акведуков — где-нибудь на самом краю земли.
— Боже, какой ужас! — сочувственно кивал Кортес.
Понятно, что невесты засиживались в девках, а парни быстро забывали заветы предков, а главное, не могли участвовать в священных войнах, число коих богомерзкий Мотекусома свел до трех в год!
— Священные войны это важно, — отечески кивал Кортес, чувствуя, что напал на золотую жилу. — Народ это любит…
И только неотступно следящие за ходом первых на этой земле дипломатических переговоров падре Хуан Диас вносил в утонченную беседу вождей отчетливый диссонанс.
— Что вы несете?! — углом рта шипел святой отец. — Какие такие священные войны?! У них все войны — сатанинские! В инквизицию хотите загреметь?!
— Не мешайте, — так же, углом рта, парировал Кортес, — что мне, прямо сейчас его переубедить? Попробуйте, если вы такой умный!
Падре вспомнил свое поражение в Сентле, насупился и умолк. И вот тогда Кортес задал самый щекотливый вопрос:
— А что… велики ли военные силы Мотекусомы?
— В мирное время около тридцати тысяч, — несколько напряженно перешел к «деловой» части толстый вождь, — Ну, а во время войны, сами понимаете, каждый мужчина — воин.