Великий мертвый
Шрифт:
— Слышала?
— Да, — побледнела жена. — Семпоала отложилась.
Мотекусома сокрушенно покачал головой, и жена медленно стащила через голову расшитое цветами платье, подняла и скрепила на темечке тяжелые черные волосы и, встав на колени, склонила голову к циновке.
— Не надо, — коснулся ее Мотекусома. — Сядь.
Жена всхлипнула и села.
— Ты же имеешь право меня задушить… — отирая крупные слезы с округлых щек, пролепетала она.
— Мне не хочется, — улыбнулся ей Мотекусома.
—
И тогда Мотекусома засмеялся. Он смеялся все пуще и пуще, пока не захохотал во все горло и, не в силах даже стоять, повалился на циновку.
— Ты знаешь… я уже… о-хо-хо! Столько… законов… нарушил! Ой, не могу!!! Ха-ха-ха-ха-ха…
Едва сумев дослушать длинный, на полчаса текст «Рекеримеьенто», Кортес рассеянно принял поздравления капитанов и удалился под свой навес. Его трясло.
«Лихорадка?» — подумал он, повалился на бок и поджал ноги к животу. Знобило.
Лихорадкой болели многие из его людей, хотя это еще было меньшее из зол. Здесь, в жарком, влажном климате у многих набухли в паху огромные, остро ноющие желваки, открылось кровохарканье, а от колотья в боку погибло никак не меньше двух десятков солдат.
«Мне нельзя болеть… — подумал он. — Только не сейчас…»
Но встать и заставить себя двигаться, руководить, жить… сил не было.
Сплетенная из пальмовых листьев занавесь у входа затрещала, и он подумал, что надо бы встать, встретить…
— Колтес!
Его развернули на спину, и Кортес вяло улыбнулся. Это была Марина. Юная переводчица тронула его лоб, сокрушенно чмокнула губами, стащила через голову просторную полотняную рубаху и легла на него всем телом. Стало теплее.
— Ты класивый, Колтес, — тихо шепнула ему в ухо Марина. — Очень.
Кортес хотел удивиться кастильскому языку из ее уст, и не сумел.
— И сильный… Меня взял себе…
— Угу… — прикрыл глаза Кортес.
— Женщин дадут, возьми дочку толстяка… Ты понял, Колтес? Только ее… будешь еще сильнее…
Кортес хотел спросить, а хороша ли она, но уже не успел; его стремительно засасывала цветастая, наполненная бредовыми картинами воронка — на полвселенной.
Спустя два дня крепость Вера Крус была заполнена народом. Семпоальские землекопы готовили рвы под фундаменты, камнетесы — камни, носильщики таскали бревна, плотники их обстругивали, а вожди союзного Семпоале племени тотонаков не отходили от капитанов, где на пальцах, а где в картинках объясняя особенности местной тактики и детально разъясняя, как и откуда, скорее всего, будут атаковать военачальники Мотекусомы.
А тем временем между здешними жрецами и кастильскими священниками
Позиция каждой стороны была по-своему логична, и глубокомысленный теологический спор, изрядно отягощенный переводом Агиляра и Марины, все время вел в тупик. И лишь когда в дело вмешался Кортес, основание для спора иссякло — само собой.
— Ты что, брат Бартоломе, — взял он монаха под локоть, — во второй раз венчать меня собираешься? При живой жене?
— Упаси Бог! — перекрестился тот.
— Ну, а какого черта?! К чему это словоблудие? Разве кто пострадает, если мы отгуляем по-сарацински, а уж потом их окрестим?
— Но…
— Хватит, — отрезал Кортес. — Ты прекрасно понимаешь цену этого «брака», так что нечего умника из себя строить.
А когда и частокол, и «невесты» были практически готовы, прибыли послы Мотекусомы — оба его племянники, то есть, по здешним обычаям — самые близкие люди и наследники.
«Если они уже выслали войска, — сразу же высчитал Кортес, — у меня дней пятнадцать осталось… не больше», — и отправился обмениваться дарами. Но вскоре понял, что столько времени у него может и не быть.
— Как здоровье Женщины-Змеи Хуаны и ее могучего сына дона Карлоса, военного вождя всех кастильских племен? — сразу же после обмена поинтересовался главный посол — Какама-цин.
— Слава Сеньоре Нашей Марии, Их Высочества здоровы, — вежливо кивнул Кортес. — А как себя чувствует Великий Тлатоани Мотекусома Шокойо-цин и все его жены, сестры и их дети?
— Уицилопочтли сохраняет их здоровье, — наклонил голову Какама-цин.
Воцарилась неловкая пауза, и Кортес решил не медлить.
— У меня в гостях еще трое ваших капитанов, — напомнил он о спасенных им от расправы чиновниках, — можете их забрать.
Какама-цин сдержанно кивнул.
— Великий Тлатоани благодарит тебя за помощь и обещает примерно наказать Семпоалу, из-за которой ты подвергался риску, спасая наших людей.
— Нет-нет, — рассмеялся Кортес, — ни в коем случае! Мы сами разберемся со своими подданными.
Агиляр и Марина перевели, и лицо посла вытянулось, да так и застыло.
— Вы… берете с наших братьев дань?!
Внутри у Кортеса промчался ледяной вихрь.
«Ну, что — попрыгаем?» — вспомнил он любимое выражение драчливого Альварадо.
— Семпоальцы и тотонаки добровольно вошли в состав союза вождей Кастилии и Арагона, — старательно подбирая слова, произнес он и, дабы не пропустить первой реакции, уставился послу в глаза.
Какама-цин выслушал перевод, кивнул… и больше ничего.