Великий натуралист Чарлз Дарвин
Шрифт:
Пульперия в пампасах
Индейцы у жилища
Водосвинка
Вонючка
Туко-туко
Броненосец
Часто
Здесь ограды делают из глины. Птичка принимает тонкую стенку за холм и начинает пробуравливать круглое отверстие. В холме это начало длинного хода, в конце которого касарита совьет гнездо. Но в глиняной стене получается просто сквозная дырка. Касарита усеивает ограду множеством таких круглых отверстий; и любопытно было видеть, как эти «птички не способны усвоить себе понятие о толщине», — говорит Дарвин.
От Байа-Бланки до Буэнос-Айреса расстояние около 400 миль, и почти всё время дорога шла по необитаемой местности.
Всюду бродили индейцы, среди которых было много и мирных племен.
Дарвин ехал в сопровождении гаучоса бесплодными равнинами, часто страдая от жажды и отсутствия хлеба. Поднимался на горы и изучал их строение. Отдыхать удавалось только на военных постах. Пост помещался обычно в маленьком шалаше, не защищенном от ветра и дождя. Ели солдаты мясо оленей и страусов, приготовляя их на костре из сухих растений, похожих на алоэ.
Иногда встречалась настолько болотистая местность, что трудно было даже отыскать сухую площадку для ночлега.
По ночам горизонт алел ярким заревом: это горела трава, зажигаемая для улучшения пастбища, а может быть и для того, чтобы сбивать с пути бродящих индейцев.
В одном месте Дарвин был очевидцем града величиной с маленькое яблоко, побившего множество диких животных. Олени, страусы, не говоря уже об утках, ястребах и куропатках, стали жертвой этого града.
Переправившись через реку Рио-Саладо, Дарвин в изумлении остановился перед роскошным дерном, покрытым яркими цветущими растениями, каких не было на другом берегу. Местные жители помогли ему разгадать причину такой разницы в растительности. На этом берегу, покрытом пышным дерном, долгое время пасли огромные стада рогатого скота, своими экскрементами удобрявшего землю.
По мере приближения к Буэнос-Айресу стали появляться маленькие города, утопающие в садах.
Население встречало путников с подозрением, но слова в паспорте Дарвина: «натуралист Дон-Карлос» возымели магическое действие. Содержатель почтовой станции, грубо отказавший в гостеприимстве, вдруг стал изысканно вежливым, наивно предполагая, что слово «натуралист» означает большой чин.
В полдень 20 сентября Дарвин приехал в Буэнос-Айрес.
Это был хорошо спланированный город. Дома стояли большею частью одноэтажные, с плоскими крышами, где вечерами отдыхали жители. В те времена Буэнос-Айрес еще не был одним из величайших портов мира, каким он стал теперь.
Через неделю Дарвин поехал в Санта-Фе, который лежит почти в трехстах английских милях от Буэнос-Айреса,
Дорога пролегала по малонаселенной местности, заросшей невероятно мощным чертополохом. Он заполнил здесь все земли и разрастался так буйно, что даже палы [21] против него были бессильны.
Самое интересное, что нашел Дарвин в этих местах, это многочисленные остатки сухопутных четвероногих — настоящее кладбище всяких вымерших чудовищ.
21
Палы — от слов «палить», «сжигать». Ими принято в Аргентине истреблять прошлогоднюю траву.
Гаучосы рассказали Дарвину, что они не раз видели кости гигантских животных вблизи реки Параны. Дарвин не мог удержаться от поисков, и они увенчались успехом. Он нашел костный панцирь какого-то вымершего животного, похожий на большой котел. Потом Дарвину попались кости мастодонтов, зубы токсодонта. К сожалению, некоторые из этих драгоценных костей крошились от прикосновения: тысячелетия пролежали они в наносах реки.
Дарвин испытывал великое наслаждение, собирая и очищая кости от земли, чтобы потом читать по ним прошлое млекопитающих.
Все эти находки останавливали на себе внимание в связи с его возрастающим интересом к проблеме происхождения видов. Как их объяснить, если признавать неизменяемость животных?
Он не мог не задумываться над фактами такого рода, не мог не размышлять над вопросом о происхождении живых существ, и вот почему.
В ноябре 1832 года Дарвин получил от Генсло второй том «Основ геологии» Лайеля. При том восхищении, которое Дарвин питал к этому крупнейшему английскому геологу, он, разумеется, должен был внимательно отнестись к его произведению, тем более, что интерес к геологии у него уже достаточно определился.
Лайель с самого начала обстоятельно разбирает проблему вида. Где границы колебания изменчивости растений и животных, какое отношение имеют вымершие виды к ныне живущим? Как следует рассматривать близость между многими видами, наследование изменений, почему вымирают одни виды и возникают новые?
Вполне естественно, что автор прежде всего подвергает критике две крайних точки зрения по этим вопросам: теорию катастроф Кювье и эволюционную, предложенную Ламарком.
Нет, теорию катастроф он решительно отверг уже первым томом «Основ геологии». Земные перевороты и спокойствие в периоды между ними, как учит Кювье, — с этим Лайель не может согласиться, потому что истинными причинами изменений лика земли он признает никогда не прекращающуюся работу ветра, воды, влияний температуры. Нельзя принять и вторую часть учения знаменитого француза о гибели всего органического мира во время каждой катастрофы и многократном возникновении его. Как ни ясен стиль Кювье, как ни убедительны доказательства и точны факты, Лайель не согласен. Не может органический мир быть создан сразу таким совершенным, каким мы его видим, и он не остается неизменным.
В этом прав Ламарк! Виды изменчивы, и границы между ними трудно установить, — говорит французский эволюционист. Лайель излагает теорию Ламарка и… не соглашается с ним. Что же отпугнуло его? «Ламарк претендует на метаморфоз одних видов в другие». — «Это грезы тех, кто воображает, что орангутанг может превратиться в человеческую расу».
И Лайель дает свой ответ, которым, ему кажется, он избегает ошибок Кювье и бездоказательных, как он полагает, рассуждений Ламарка.
«Виды могут изменяться, — пишет Лайель, — под влиянием внешних условий, но не безгранично, как ошибочно считал Ламарк (в этом его главная беда!), а в известных пределах, через которые они не могут перейти. Отчего же? — Все изменения вида совершаются только в его границах, потому что „каждый вид был наделен во время своего творения признаками организации, которыми он отличается и теперь“.